Командир подводной лодки Щ-303 рассказывает...

От Автора: в №5 журнала «Советский моряк» я рассказывал о том, как подводные лодки под командованием Я. Афанасьева, И. Вишневского, Е. Осипова, Л. Лисина летом 1942 года форсировали минные заграждения Гогландского и Порккала-Уддского противолодочных рубежей Финского залива. После успешных боевых действий подводников фашисты еще больше усилили свои противолодочные рубежи, поставив к концу апреля 1943 года восемь с половиной тысяч мин. шумопеленгаторную станцию и сетевые боны через весь Финский залив.

Произвести разведку рубежей командование поручило подводной лодке Щ-303, которой я командовал. Об этом боевом походе мне и хотелось бы рассказать.

* * *

В начале мая, когда в Прибалтике уже наступали белые ночи, Щ-303 вышла на выполнение трудного боевого задания.

Гогландский рубеж решили форсировать через Нарвский залив. Большую опасность здесь представляли магнитные и противокатерные мины. Особенно нас беспокоили последние. Фашисты связывали такие мины проволокой и притопляли, и они могли намотаться на винт.

При подходе к минному полю гидроакустик зафиксировал несколько глубинных взрывов в направлении Нарвского залива. Значит, там находились корабли противолодочной обороны. И почти в то же мгновение в переговорной трубе послышался взволнованный голос лейтенанта Бутырского.

— Справа по носу скрежет минрепа!

Вскоре все услышали зловещий звук. Минреп будто за что- то зацепился или был притянут к корпусу лодки магнитом.

— Право руля, — подал я команду.

Минреп, а вместе с ним и мина оторвались от корпуса лодки.

«Старушка», так называли на соединении Щ-303, медленно продвигалась почти по самому дну залива, то и дело сталкиваясь с минрепами. Порой нам казалось, что пройти через это минное поле невозможно. Но все-таки мы упорно шли вперед.

Настало время изменить курс корабля. Делать это на минном поле очень опасно, так как при повороте можно намотать минреп на винт. Едва мы легли на новый курс, как из первого отсека доложили, что с правого борта слышны глухие удары о корпус. Я приказал медленно переложить руля вправо. Однако удары продолжали продвигаться к корме. Казалось, будто о борт корабля кто-то бьет молотом. Мы поняли: подводная лодка касалась не минрепа, а самой мины. Наконец удары о корпус прекратились. Эти страшные мгновения показались вечностью. С минрепами нам приходилось встречаться и раньше, но чтобы почувствовать на себе похлопывание мины — такого еще не было.

На следующие сутки мы вышли в западную часть Нарвского залива и произвели разведку. Район был чист от мин и противолодочных кораблей. Лодка всплыла на поверхность. Электрики начали зарядку аккумуляторной батареи. Гогландский противолодочный рубеж мы преодолели. Но не прошло и часа, как нас атаковали самолеты противника. Пришлось произвести срочное погружение.

А еще через полчаса акустик Васильев доложил, что приближаются корабли противолодочной обороны. На небольшом от нас расстоянии они сбросили глубинные бомбы.

Стало ясно, что в этом районе зарядить батарею нам не дадут. Пришлось изменить район. С большим трудом нам удалось зарядить аккумуляторную батарею.

Теперь предстояло разведать самый опасный Найсар — Порккала-Уддский рубеж. При подходе к нему, примерно к северу от банки Усмадалек, обнаружили пять кораблей противолодочной обороны. Они, вероятно, охраняли восточную часть заграждения.

Прежде чем подныривать под сети, нужно было как можно лучше произвести разведку района. Мы прошли его вдоль с юга на север, наблюдали в перископ без хода. От острова Найсар до.маяка Порккалан-Кольбода на расстоянии приблизительно 50—70 метров друг от друга тянулись в два ряда буи и бочки. Значит, здесь стационарные сети. Проходим вдоль сетей, снова несколько раз касаясь минрепов.

Белые ночи на этот раз нас не радовали. Прорыв рубежа легче было осуществить в темное время, чтобы в случае, если лодка застрянет в сетях, можно было всплыть и освободиться от них. Но выбора не было. Надо решаться.

Нужно пройти по отсекам и побеседовать с коммунистами и комсомольцами, узнать, что они думают о предстоящем форсировании сетевого заграждения. В первом отсеке вахту нес секретарь комсомольской организации корабля командир отделения торпедистов Алексей Иванов.

— Как чувствует себя личный состав отсека? — спросил я.
— Все в порядке, товарищ командир, ведь нам не впервые с минами встречаться. Так что за нас будьте спокойны.

В торпедном отсеке действительно было все в порядке: торпеды на своих стеллажах закреплены по-штормовому, аварийный инструмент на местах, люди выглядят бодро. Видна школа комсомольского вожака. Я заглянул в гидроакустическую рубку. Там сидел акустик Васильев. Он впервые принимал участие в боевом походе.

— Ну как, страшновато, товарищ Васильев?
— Без привычки немного страшновато, товарищ командир. Но все, что от меня требуется, я выполню.

Совещание перед обследованием противолодочных сетей. Слева направо: инженер-старший лейтенант П. Ильин, штурман старший лейтенант Г. Могрилов, замполит старший политрук М. Цейшер, капитан третьего ранга И. Травкин (снимок военных лет).

С наступлением сумерек приступили к прорыву сетевых заграждений. Курс корабля проложили с таким расчетом, чтобы поднырнуть под сети на предельной глубине. Ход минимальный — всего два узла. Весь личный состав — на своих боевых постах и командных пунктах. Прислушиваемся к забортным шумам. Аварийное имущество наготове.

Примерно через десять минут боцман доложил, что лодка не слушается горизонтальных рулей, нарастает дифферент на нос. И тут же из первого отсека сообщили, что слышат скрежет сетей о борт корабля. «Началось!», — подумал я.

Застопорили двигатели. Дали ход назад. С трудом удалось оторваться от сетей. Изменив курс, еще раз пытаемся поднырнуть под сетевые заграждения. Через пятнадцать минут — беда: снова попали в стальные сети. Даем средний ход назад, изменяя дифферент то на нос, то на корму. Огромной силы взрыв потряс лодку. Неужели конец? Но вот из отсеков сообщают: «Серьезных повреждений нет».

Я довел дифферент до десяти градусов на нос, приказал дать самый полный ход назад. Подводная лодка задрожала и метнулась назад, как будто вырвалась из чьих-то мощных объятий.

Новая попытка пройти под заграждением кончилась неудачей. Опять сеть. На этот раз сбросить ее еще труднее. Плотность аккумуляторной батареи снизилась до 17° и полного хода дать невозможно.

Принимаем воду в кормовую дифферентную цистерну и откачиваем ее, давая рывками ход назад. Но все безрезультатно. Положение становится критическим, однако среди моряков не видно ни малейшего замешательства. Приказываю довести дифферент до 15° на нос и дать самый сильный, какой только возможно, рывок электродвигателями назад. Лодка дрогнула, двинулась, как будто сползла с горы, и стала погружаться. А через несколько секунд «старушка» легла на грунт на большой глубине.

— Оторвались! — облегченно вскрикнули все находившиеся в центральном посту.

В отсеках уже ощущался сильный недостаток кислорода. Дали очередную порцию кислорода и включили патроны регенерации.

— Товарищ командир, — сообщил инженер-механик Ильин, — плотность аккумуляторной батареи снизилась до 14°, необходима зарядка. Запаса сжатого воздуха осталось только на одно всплытие!

От дальнейших попыток прорыва сетевого заграждения пришлось отказаться. Нужно было уходить из этого района на зарядку аккумуляторной батареи и пополнение воздуха высокого давления. Буквально лежа на грунте, развернулись на противоположный от сетей курс. При подходе к району зарядки опять легли на грунт до наступления темноты.

Трое суток мы находились под водой. Я видел, что некоторые уже начинали заговариваться, делать непроизвольные движения. В жилом отсеке сидит в полудреме командир отделения рулевых Ивлечев, струйкой течет у него из носа кровь.

— Воздух, воздух, — невнятно шепчет он.

Приказал дать последнюю порцию кислорода из оставшегося запаса. Заглянул через смотровой глазок в четвертый отсек. Часть мотористов спит за дизелями, некоторые опустились на колени. По отсеку ходит механик Петр Ильин. Это молодой, но требовательный и очень заботливый офицер, он любит подчиненных, и они отвечают ему тем же. Вот Петр Ильин подходит к спящему матросу и подкладывает под голову подушку, у второго матроса поправляет сбившееся одеяло, сидящего прикрывает бушлатом.

Наконец, наступает ночь. Она нам запомнилась: это ночь на 22 мая. Щ-303 всплыла под перископ. Осмотрели горизонт. Видимость плохая, но, кажется, ничего подозрительного нет. Акустик никаких посторонних шумов не слышит. Прозвучала команда:

— По местам стоять, к всплытию!

Подводная лодка быстро всплыла на поверхность. Я выскочил на мостик и вдруг увидел неподалеку большое количество вражеских катеров противолодочной обороны, стоявших без хода. Заметив лодку, показавшуюся на поверхности моря, катера ринулись на нас.

— Срочное погружение!

Мгновение — и задраен люк, затоплена цистерна быстрого погружения. Так же неожиданно, как и появилась на поверхности моря, лодка исчезла в морских глубинах. Надо было срочно уходить на предельную глубину. Это единственное наше спасение. Я приказал штурману проложить курс так, чтобы лечь на грунт в глубокую яму. Уклоняться ходом мы не могли из-за низкой плотности аккумуляторной батареи.

Едва лодка погрузилась, как акустик доложил, что слышит шум винтов множества кораблей на близком расстоянии. Через несколько минут противник начал глубинное бомбометание. Мы услышали взрывы совсем рядом, одна бомба попала прямо на лодку, но не взорвалась, а остальные подбросили Щ-303 метра на три. Свет в отсеках погас — повредило некоторые баки аккумуляторной батареи. Входные люки начали пропускать воду. В пятом отсеке на ходовой электростанции из-за короткого замыкания возник пожар. Поврежденную, почти неспособную двигаться лодку трудно было удержать на глубине.

Именно такие безвыходные положения требуют от людей предельного напряжения сил. И моряки сразу же начали работать — исправлять электроосвещение и изоляцию, поврежденные аккумуляторы. Казалось, что при тусклом свете аварийных фонарей нельзя выполнить подобную работу, но инженер-механик Ильин, секретарь парторганизации командир отделения электриков Борис Бойцов, хорошо знавшие свое дело, быстро изолировали поврежденные аккумуляторы, и в цепи освещения появился ток. Героически боролся электрик Иван Гремайло с пожаром в пятом отсеке. У него были обожжены обе руки, на нем горело обмундирование, но пожар ликвидировать он сумел.

Корабли противника неотступно продолжали нас бомбить. Между тем возникла новая опасность: у Щ-303 стал нарастать дифферент на нос, а помпы мы не могли привести в действие, боясь обнаружить себя. Чтобы устранить дифферент, часть экипажа переместили из носовых отсеков в кормовые. Это помогло — лодка выровнялась. Вскоре матросы ликвидировали и поступление воды через входные люки.

И вдруг, когда мы надеялись, что самое трудное позади, второй страшный взрыв потряс лодку. Казалось, что стальной корпус корабля не выдержит — развалится. Мы стояли, затаив дыхание. И опять треск и грохот. Нас бросает из стороны в сторону. Снова гаснет свет и снова, стиснув зубы, задыхаясь, подводники устраняют повреждения.

Выход из создавшегося положения один: уйти на минное поле. Только так мы сможем оторваться от кораблей. Я знал, что выполнить это решение — значит пойти на огромный риск, но обстановка вынуждала к этому. И только мы втянулись в минное поле, преследование прекратилось.

В центре минной позиции Щ-303 прошла благополучно, лишь один раз задела минреп. Там мы обследовали квадрат в одну милю, сделав несколько зигзагов в подводном положении, и положили лодку на грунт. К этому времени пятьдесят процентов команды не могли передвигаться, задыхались от кислородного голодания.

Убедившись, что в данном квадрате мин нет, с наступлением темноты начали всплывать в надводное положение без хода. Не хватало воздуха высокого давления для того, чтобы продуть среднюю цистерну. Пришлось взять его из торпед. Всплыли в надводное положение по рубку и приступили к зарядке аккумуляторной батареи.

Этой ночью мы имели возможность находиться на поверхности примерно час — полтора. На вторую ночь нас атаковали самолеты, но мы уклонились погружением.

В течение десяти суток каждую ночь мы всплывали в центре обследованного квадрата на минном поле и каждый раз нас бомбила авиация. За это время удалось довести плотность аккумуляторной батареи до 28°. Выйдя из минного поля, мы возвратились в Кронштадт.

В течение двадцати суток боевого похода на подводную лодку было сброшено 2500 бомб. Она подвергалась ежедневному преследованию. Благодаря мужеству, отваге и мастерству личного состава нам удалось выполнить ответственное задание и возвратиться в базу. Экипаж Щ-303 гордился, что результаты нашей разведки помогли подводникам прорваться на просторы Балтики и успешно разить врага.

Герой Советского Союза
капитан 1 ранга И. Травкин
Раздел ведет вице-адмирал Г. И. Щедрин
Рис. Е. Селезнева

Мичман И. Захаров. Подводники принимают бой

***