Трупы на рельсах – 1989 год…

В нашем журнале был опубликован судебный очерк «Трупы на рельсах» о страшном преступлении» совершенном в Сибири в августе 1989 года. Следствие по тому делу длилось долго. Потом был суд и пересуд. Окончательный приговор преступникам вынесен только в 2001 году.

О том, что в сибирской тайге на полпути меж Абаканом и Междуреченском есть крошечная железнодорожная станция под названием Казынет, долгие годы кроме местных жителей не знал, наверное, никто. И не узнал бы еще много-много лет, если бы не та страшная история, которая случилась там в ночь с тринадцатого на четырнадцатое августа 1989 года.

Семь изуродованных трупов извлекли тогда из-под колес товарного состава номер 2008. Пассажирские поезда там ходят лишь дважды в день — глухомань. На десятки, а то и на сотни километров меж поселками сплошная глухая тайга. Все соседи там друг друга знают. Больше половины из них — родственники. Чужаков замечают сразу. И поэтому машинист товарняка, который проходил Казынет на четверть часа раньше, чем тот злосчастный две тысячи восьмой, увидев неожиданный костер у светофора и группу парней вокруг, хорошо запомнил это. Подумал, что из города, наверное, ребята приехали собирать в тайге кедровые шишки.

А Вадим Супруненко, который в кромешной тьме вел свой состав следом, костра уже не увидел. Но когда до светофора у Казынета оставалось метров триста, заметил вдруг в свете прожектора своего локомотива, что впереди на рельсах что- то лежит. Автоматически включил разом на полную мощность сирену и систему экстренного тормоза. Локомотив вздрогнул, громко лязгнули вагонные сцепки, искры брызнули из-под колес. И в визге и срежете металла, под непрекращающийся вой локомотивной сирены, многотонный состав продолжал лететь вперед, теперь уже по инерции. Туда, где — с каждой секундой Супруненко видел это все отчетливее — на пути поезда неподвижно, будто спали, лежали люди. До последнего, до самого-самого Вадим все еще надеялся, что они обязательно проснутся, вскочат и убегут, ну хотя бы отпрыгнут в сторону от накатывавшей на них лавины смертоносного металла.

Но этого не случилось. Не вскочил, не поднялся, даже не пошевелился ни один. Тормозного пути, чтобы не наехать на лежавших людей, составу не хватило совсем чуть-чуть. Когда поезд остановился и Вадим с оборвавшимся сердцем с фонарем в руке, скатившись на насыпь, глянул под колеса, он увидел там страшное месиво окровавленных человеческих тел.

Позже, когда разбуженный ночным телефонным звонком вскочил на встречный товарняк и приехал на место трагедии начальник линейного пункта милиции лейтенант Виктор Романенко, он нашел там Супруненко в полуобморочном состоянии. Хорошо, что подоспел сержант Александр Калкутин.

«Беги в поселок, буди людей, — приказал ему лейтенант, — будем вынимать пострадавших. И в больницу сообщи, пусть срочно едут. Может, кто-то еще жив».

Но в живых не осталось никого. Семь трупов юношей, почти мальчишек, лет по шестнадцати — семнадцати достали из-под колес и положили рядом с насыпью. Чуть позже в двухстах пятидесяти метрах увидели семь рюкзаков, которые перед смертью погибшие аккуратно расставили вряд вдоль железнодорожного пути.

Вопросы без ответов

Кто эти ребята? Откуда? Романенко старательно искал документы погибших. Но ни в карманах их одежды, ни в рюкзаках он не нашел ничего.

Уже после, когда за дело взялась транспортная прокуратура Абакана, выяснилось, что все те ребята из Междуреченска, что приехали они в тайгу действительно собирать кедровые шишки. И фамилии их выяснили: Ганиев, Дурнов, Костик, Дорохин, Шкребцов, Толкунов и Еременко.

Уголовное дело по факту наезда на них грузового поезда № 2008 местная прокуратура завела немедленно — 14 августа 1989 года. А через год и три месяца уже прокуратурой России оно было прекращено «за отсутствием состава преступления в действиях машиниста состава № 2008 и события преступления как такового». Потому, как говорилось в постановлении прокуратуры: «Было установлено, что подростки погибли в результате их собственной неосторожности».

Короче — все семь смертей списали на обычный несчастный случай на транспорте. Санкционированная прокуратурой версия происшедшего выглядела очень просто. Собирали, мол, ребята кедровые шишки в тайге, вышли к станции Казынет, поняли, что опоздали на местную электричку и решили ждать до утра. Развели костер, закусили и улеглись спать где потеплее и посуше — на шпалы меж рельсами. Там и погибли в ночной темноте под колесами поезда № 2008, машинист которого, несмотря на вовремя принятые меры, остановить поезд был уже не в силах.

Те, кому эта версия «просто несчастного случая» была выгодна, ибо освобождала от ответственности за гибель ребят, охотно и быстро в нее поверили. Все же остальные сильно сомневались. Слишком много было в заключение следователей Абаканской прокуратуры неснятых вопросов, неясностей и явной несуразицы.

Ну разве могут практически взрослые, трезвые (это установила экспертиза) люди лечь спать на железнодорожном пути, где, как они отлично знали, ходят ночные грузовые составы? Не могут. Это любому ясно.

И еще. Всего пятнадцать минут составил разрыв в прохождении через станцию Казынет первого поезда, машинист которого видел ребят, суетившихся у костра, и того, две тысячи восьмого, под колесами которого они погибли. Кстати, случилось это в двухстах пятидесяти метрах от места разведения того костра. Могли ли за три короткие пятиминутки ребята затушить костер, собрать и аккуратно расставить свои рюкзаки и потом, зачем-то отойдя на двести пятьдесят метров, лечь там на шпалы и мгновенно уснуть все семеро, да еще так крепко, чтоб ни один не проснулся ни от воя сирены, ни от скрежета металла надвигавшегося товарняка? При том, что все они, как неопровержимо установлено экспертизой, были ребята абсолютно здоровые, трезвые, не принимавшие ни наркотиков, ни каких бы то ни было других дурманящих препаратов.

Не могло такого быть. Но это уже потом, много позже, проверяли с секундомером и поняли, что не сходится. А тогда, под напором тех, кому это было выгодно, дело быстренько закрыли. Сами, мол, ребята во всем виноваты, несчастный случай. И в архив его, на полку.

Как ни бились родители погибших, как ни требовали серьезного расследования дела, вокруг которого с самого начала ходили упорные слухи об убийстве, ничего на местном уровне у них не получилось. И тогда, собрав денег, родители послали ходоков аж в Болгарию, к знаменитой ясновидящей Ванге. Но та в ответ лишь развела руками и сказала: «Ваше время ушло».

После этого всплеском последней надежды родители погибших написали письмо Президенту России и через знакомых депутатов передали его Ельцину. И это сработало. Президент дал личное поручение Генеральному прокурору России: следствие по факту смерти юношей у Казынета возобновить. И вскоре из Москвы туда приехали следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре В. М. Гуженков и прокурор-криминалист Ю. А. Столяров.

По старым адресам

— Когда вы почувствовали, что дело по Казынету было закрыто слишком поспешно и явно необоснованно? — спросили мы Владимира Михайловича Гуженкова.

— Да сразу же, как только его открыл, — ответил он. — С первых же страниц бросаются в глаза упущения и явные просчеты следствия. Начиная с первого осмотра места происшествия, который был произведен явно некачественно. И свидетели по горячим следам были опрошены неполно. Некоторых, очень важных, не вызывали вообще. А время, как сказала Ванга, действительно ушло.

Гуженков со Столяровым чувствовали это как никто другой. Ни места преступления — оно безнадежно затоптано. Ни вещественных доказательств — их толком не собрали. Ни трупов — они давно в земле. Ни полноценных свидетелей. Одного, очень важного, убили, другой повесился сам. Кто-то уехал. Те, кто остались, за давностью той истории были вправе говорить, что уже ничего не помнят.

Ничего существенно нового для пересмотра дела у следователей не было. Кроме здравого смысла, логики и профессионального чутья, явно подсказывавшего им, что там было совершено убийство. И еще обязанность у них была профессиональная — все это выяснить, найти преступников и неопровержимо доказать их вину.

Начали с логики и здравого смысла. Следователи вооружились рулеткой, секундомером и архивной документацией железнодорожников о состоянии сигнализации и прохождении поездов и вскоре доказали, что сами ребята лечь спать на пути поезда не могли. Значит, их туда положили.

Причем уже мертвых или в бессознательном состоянии, потому-то никто при наезде на них ревущей громады железнодорожного состава не вскочил и даже не пошевелился.

Это московские следователи установили быстро. А вот для того, чтобы выяснить, кто же положил ребят на шпалы, предварительно убив или избив их до бесчувствия, Гуженкову и Столярову пришлось провести в Сибири долгие месяцы.

Сначала в кабинете по картам, потом на машинах и пешком они изучили и прочесали всю округу Казынета в радиусе пятидесяти километров — сопки, тайгу и расположенный неподалеку поселок Бескамжа. Искали, рассчитывали, вычисляли того человека, который мог повстречаться на пути чужих в этой местности городских ребят и вступить с ними в конфликт. Да так, чтобы потом быстро вызвать себе солидную подмогу — человек пять, ни меньше. Те же логика и здравый смысл подсказывали, что ни одному, ни двум или даже трем мужчинам с семью спортивными и весьма неробкими ребятами не справиться.

Прежде всего Гуженков допросил, а потом постоянно передопрашивал жителей самого Казынета. Их там раз-два и обчелся. Всего-то при станции три дома. Живут в них бригадир пути Николай Байлагашев с семьей, рабочие-путейцы Юрий Отургашев, Юрий Кирсанов и его старший брат Василий. И еще три семьи.

Как и первому, новому следствию никто из них ничем помочь не мог. Или не хотел. Все отвечали на вопросы одно и то же, словно сговорились, едва ли ни слово в слово: «В ту ночь спал и ничего не слышал. О том, что люди попали под поезд, узнал, когда разбудили и позвали вынимать из-под состава трупы. Ни одного из погибших не знаю. Первый раз увидел их уже мертвыми».

«Но ведь те ребята, — уточнял Гуженков, — вышли из тайги еще засветло, ходили у светофора, жгли костер. Жители Казынета должны были их видеть».

«Не видел, не слышал, не знаю, — в унисон отвечали все допрошенные. — А уж о том, что их мог кто-то убить, тем более ничего не знаю. Сами они виноваты — легли спать на шпалы. Несчастный случай — вот и все. И нечего следователям здесь снова копать. Ничего не накопаете».

Но Гуженков все копал и копал. Особенно под Ваську Кирсанова. Он после окончания первого следствия угодил в тюрьму — по пьянке зарезал своего брата Славу. Такое в тех суровых сибирских местах случается. И довольно часто. Сели, хорошо выпили, повздорили и... нож или топор как бы случайно под руку попадается — «бытовуха». Хотя люди после этого долго говорили, что по правде зарезал Васька Славку за то, что тот вроде бы много знал и хотел рассказать о том, что было с теми ребятами на железнодорожном пути у светофора.

«А чего повздорили-то вы с братом Славой?!» — Об этом, вызвав Кирсанова из колонии и в который раз выслушав его рассказ о несчастном случае со всеми «не видел», «не слышал» и «не знаю», следователь спрашивал Ваську снова и снова. И каждый раз замечал, что отвечает Кирсанов на этот вопрос не четко и каждый раз чуть-чуть по-разному.

Первый след

Гуженков уже так долго работал в тех местах, что его там уже чуть ли не за местного принимали. И потому говорил и ему иногда, чаще, конечно, по пьянке, кое-что из того, что скажут только своему. Вот так и дошло однажды до следователя, что после того, как в продмаг Бескамжи завезли очередную партию азербайджанского «Агдама», один из охотников, крепко подпив, сказал другому, что до того, как Ваську Кирсанова посадили, он по пьянке грозил «заложить» всех, кто убил городских ребят у Казынета.

Вот это уже было что-то похожее на след. Но он тут же оборвался. Протрезвев, тот охотник божился, что ничего подобного он от Васьки никогда не слышал и уже тем более никому такого не говорил. Но слово не воробей.

И тогда Гуженков сделал так, чтобы Васька, сидевший в тюрьме, узнал о где-то, кому-то проболтавшемся охотнике. Потом после долгой выдержки в камере следователь вызвал его на новый допрос и, прежде чем начать, спросил:

— Как ты думаешь, по какому делу я тебя вызвал?
— Да наверное, по тому убийству...
— Какому тому?
— Да тех семерых парней у Казынета.
— У Казынета?
— Ну да...

Так впервые в официальном протоколе у Гуженкова появилось слово «убийство».

Васька, правда, тут же спохватился. Понял, что проговорился, и пытался отыграть неосторожный ход обратно. Но с Гуженковым это трудно. И в конце концов Василий Кирсанов сделал и подписал добровольное признание в том, что вместе с братом Юрием совершил убийство.

Вдвоем убили семерых? Следователь не поверил. Решил, что это самооговор. Но в рассказе Васьки о том, как это было, опытный криминалист явно улавливал детали, которые мог знать только настоящий убийца.

На следующем допросе Василий уже сказал, что убивали втроем. Участвовал еще один брат — приехавший к ним в гости Слава, тот, которого он потом зарезал. Причем, как следовало из рассказа Василия Кирсанова, убивал в основном именно приезжий.

А началось все будто бы с того, что Василий с Юрием решили завалить лося. Разложили в укромном месте приманку и ушли. Потом, когда позже проверили, увидели, что все там кем-то затоптано, загажено — мусор, пустые бутылки, консервные банки. Братья страшно разозлились.

Когда стемнело, Василий увидел у светофора чужих ребят. Спросил: «Это вы в тайге нагадили?». Парни будто бы матом послали его подальше. Он ушел, вернулся с ружьем и с братьями, вооруженными большим гаечным ключом и путейским молотком на длинной ручке. Ими и убивали. А сам Василий — прикладом своего ружья.

Все казалось бы — победа следствия. Полное признание виновных. Но Гуженков продолжал сомневаться: трое в общем-то хлипких мужичков положили семерых здоровых спортивных ребят? Пусть даже нападавшие были вооружены. Но ведь дело было ночью. И хотя бы кто-то из тех ребят должен был пытаться бежать и наверняка спасся бы, скрывшись в кромешной тьме.

Но этого не случилось. «Почему?» — спрашивал себя следователь. И находил этому лишь одно объяснение: убийц было больше.

Новые имена вдруг проскочили при допросе Кирсанова Юрия. Его версия завязки кровавой драмы выглядела несколько иначе. Ни о каком лосе там уже речи не было.

«Я спал, — рассказывал Юрий, — когда пришел Васька, разбудил и говорит: «Пойдем к светофору. Надо чужих ребят разогнать. Они там путь коротят...».

На местном жаргоне это значит — замыкают провода светофора так, чтобы на нем зажегся красный свет. Зачем это делают? В лучшем случае, чтобы, остановив поезд, подъехать на нем до следующей станции. В худшем же — для того, чтобы пограбить вагоны.

«...Мы пошли к табельной, — продолжал свой рассказ Юрий, — взяли молотки и ключ. Пошли к светофору. Те чужие ребята стояли там кучей. Кольчинаев им и говорит: «Вы что здесь делаете?..»

Появился милиционер

Кольчинаев? Новое имя! Но Гуженков не стал прерывать Кирсанова дополнительным вопросом. Боялся спугнуть вдруг вырвавшееся признание. А кто такой Николай Кольчинаев, он уже знал давно, с той поры, когда выяснял, не было ли в ту роковую ночь каких-то чужаков в Казынете. Старший лейтенант милиции Кольчинаев, житель поселка Верхняя Тея, гостил тогда со своей семьей у сестры жены Байлагашева.

«Те ребята, — продолжал Юрий, — в ответ покрыли нас матом. А один, который был повыше других, размахнулся и ударил Кольчинаева в лицо. Тот выхватил свой пистолет и рукояткой ударил того парня по голове. Парень упал. Остальные побежали по насыпи. Кольчинаев закричал: «Стой! Стрелять буду! А Байлагашев (еще одно новое, но более чем знакомое Гуженкову имя — бригадир путейцев из Казынета) догнал одного и чем-то его ударил по голове. Потом еще одного уложил то ли молотком, то ли ключом...»

Кольчинаева и Байлагашева арестовали, предъявили обвинение в убийстве, дали прочитать показания братьев Кирсановых. «Ну, что вы на это скажете?» «А ничего, — ответили оба. — Ничего об убийствах не знаем. Не видели, не слышали и не участвовали». Кольчинаев заявил, что еще засветло в тот день уехал с женой домой и имеет железное алиби. Байлагашев, как поначалу и Юрий Кирсанов, говорил, что в тот вечер рано лег спать и о несчастьи узнал только тогда, когда разбудили, чтобы помогать вынимать из-под колес трупы.

— Но ведь оба брата Кирсановых показывают, что вы участвовали ...
— Врут.

А тут и братья вдруг разом отказались от всех своих прежних признаний. Наврали, мол, мы вам все. Никакого убийства не было. Оговорили мы под давлением следствия себя и всех других. А в ту ночь мы пьяные были. Спали и ничего не видели и не слышали, пока не разбудили вынимать трупы...

И еще сорок дней пришлось промучиться Гуженкову, пока первым не сдался Байлагашев. «Хватит, — сказал, — надоело! Расскажу все, как было! И то, что был там с нами еще мой брат Петр. Тот, который потом повесился».

Следом за Байлагашевым и Василий Кирсанов сел и начал писать: «Сейчас я даю полные и правдивые показания об обстоятельствах убийства семерых юношей в ночь с 13 на 14 августа 1989 года...» Далее следовала его, уже пятая по счету, версия происшедшего, в основном совпадавшая с той, которую рассказал Байлагашев. Кроме одного, очень важного момента — Василий признался, что шли они все сговорившись «коротить путь», чтобы пограбить вагоны. В них, как сообщили им «хорошие друзья», было чем поживиться. Сам Василий Кирсанов и Николай Байлагашев были с ружьями. Остальные взяли молотки и огромные гаечные ключи. Засветло видели у светофора чужих городских ребят и были готовы к тому, чтобы «убрать» ненужных свидетелей.

Когда подошли к светофору, Байлагашев перехватил в другую руку ружье и вытащил нож. Кольчинаев приказал чужим парням сесть на землю. Потом ударил одного рукояткой пистолета по голове. Тот упал.

Поняв, что убил человека, Кольчинаев кликнул: «Свидетелей не оставлять!» Парни вскочили и бросились бежать, кто по насыпи, кто вниз. Один из них отчаянно кричал: «Только не убивайте! Не убивайте!»

Василий Кирсанов догнал их первым и ударами приклада ружья сбил одного за другим с ног троих. Двоих или троих убил Байлагашев. Юрий Кирсанов крикнул: «Эх вы! Разве так надо бить! Смотрите, как меня в армии научили!» — и свалил одного из парней первым же ударом.

Но это уже другие так говорили. А сам Кирсанов заявил так: «Когда шестеро ребят лежали, а один стоял, Кольчинаев с Байлагашевым, желая, чтобы я тоже был участником убийства, стали силой заставлять меня ударить того парня ключом по голове...»

На следствии оправдывавшийся Отургашев говорил: «Кольчинаев крикнул: «Остальных добивайте, чтоб свидетелей не было». Кирсановы стали догонять ребят и бить их по голове... Василий бил путейским молотком, а Юрий путевым ключом... Я крикнул им: «Что же вы делаете!» А Байлагашев подошел ко мне после того, как уложили всех парней, и сказал: «Будешь кричать — рядом ляжешь». Байлагашев всех предупредил, чтобы держали язык за зубами. «Кто проговорится, — сказал, — жить не будет».

Когда все было кончено, проверили, все ли убиты, пересчитали по количеству рюкзаков — точно семь. Хотели спрятать трупы в тайге, но испугались, что их найдут. Услышав, как гудят рельсы от тяжести приближавшегося состава, решили положить убитых на железнодорожное полотно. Снова пересчитали — все семеро — и, прячась от света прожектора уже выехавшего из-за поворота состава, разошлись по домам.

Постепенно признались все, кроме милиционера. Он как стоял, так и продолжал стоять на своем — еще днем, мол, с женой уехал к себе домой в Верхнюю Тею, что в тридцати километрах от Казынета.

И он действительно уехал. Это проверено. Но одновременно доказано и то, что, оставив жену дома и показавшись соседям, Кольчинаев потихоньку снова вернулся в Казынет. А вот это «страж закона» категорически отрицал, упорно заявляя, что на месте смерти тех ребят не был и никогда их не видел. Он даже написал официальный протест против якобы незаконного его ареста. На протест вскоре был получен ответ: «Доводы, приведенные Кольчинаевым в свою защиту, были тщательно проверены, но подтверждения не нашли».

Все требует подтверждения. В том числе и устные признания подследственных. Отказались ведь братья Кирсановы от своих первых показаний. Могли на суде отказаться и от последних.

И поэтому, несмотря на четыре признания подследственных в совершении убийства, следователь Гуженков продолжал искать неопровержимые объективные факты и доказательства.

Последняя находка

И нашел, вынужденный для этого провести крайне неприятную процедуру эксгумации тел погибших ребят. А до нее — еще более мучительную — уговорить дать на это согласие их родителей.

Исследовав трупы погибших уже с учетом того, что они могли быть убиты гаечными ключами и молотками путейцев, судебно-медицинская экспертиза установила, что «потерпевшие были уложены в железнодорожную колею в бессознательном или в уже агональном состоянии после применения к ним физического насилия».

Главным же объективным доказательством убийства юношей являлось заключение судмедэкспертов о том, что один из погибших — Виктор Дорохин при получении первоначальных повреждений был в вертикальном положении, то есть стоял или сидел. При гибели под колесами поезда такое невозможно.

Следствие было успешно завершено. Где-то к концу Василий Кирсанов признался и в том, что зарезал своего брата Славу за то, что тот, зная всех участников убийства, по пьянке грозился их выдать. С тем дело и пошло в суд.

«Но, к сожалению, без этих вот материалов, — Владимир Михайлович Гуженков показал нам объемистую папку. — Здесь те первоначальные показания Василия Кирсанова и все иное, что нам удалось собрать в доказательство того, что в основе преступления было намерение ограбить товарный поезд. К сожалению, в папке только устные показания разных лиц. Материальных подтверждений подготовки подозреваемыми грабежа поезда нам добыть не удалось».

Василий от своего признания отказался. Все же остальные то ли сами, то ли по чьей-то подсказке единодушно версию задуманного грабежа отрицали. И понятно почему. Если бы она подтвердилась, то это не только усугубило и без того наитягчайшую вину обвиняемых, но и вовлекло бы в круг уголовной ответственности их родственников, которые конечно же не могли не знать о преступном промысле потрошителей вагонов, которым в тех краях занимаются многие.

Жаль, конечно. Но не пойманный не вор. И в суд пошла еще одна единодушно подхваченная всеми подследственными, явно неполная, чисто бытовая версия убийства — «по пьянке». Выглядит она так. Братья Кирсановы и Юрий Отургашев якобы сидели дома и, как обычно, часами по черному пили. Водка кончилась, пошли к соседям и добыли брагу. Когда прошла последняя электричка и кончилась брага, пришел Николай Байлагашев. Увидел пустые бутылки, расстроился и предложил пойти поискать спиртного у кого-нибудь на станции.

Пошли. Там у табельной сидел милиционер Николай Кольчинаев. (В ходе следствия, когда все обвиняемые решительно отвергали версию подготовки грабежа вагонов, ни один из них так и не смог объяснить зачем, отвезя за тридцать километров домой свою жену, старший лейтенант снова вернулся в Казынет. Ведь не для того же, чтобы просто попытаться выпить с работягами?) Водки на станции не нашлось. Все пятеро сели поджидать проходящие поезда в надежде разжиться спиртным у их охраны. Но все составы проходили без остановки, и, захватив рабочий инструмент, собутыльники решили отправиться домой. У светофора заметили чужих ребят, Кольчинаев спросил, что они там делают. Потом ударил одного рукояткой пистолета... Ну и далее — сцена убийства по тексту прежних показаний.

Кого они убивали, никто из пятерых не знал. За что? Этого ни один из убийц объяснить не мог. Пьяные, говорят, были. Это по их понятиям считается сильно смягчающим вину обстоятельством.

Суд

Спустя почти пять лет после убийства дело о нем было наконец передано в Кемеровский суд. Начался громкий судебный процесс, который длился семь месяцев. В результате Николай Кольчинаев, Николай Байлагашев и братья Василий и Юрий Кирсановы были приговорены к смертной казни. Юрию Отургашеву дали восемь лет тюрьмы.

Коллегия Верховного суда России утвердила этот приговор с единственным изменением — Юрию Отургашеву тюремный срок сократили вдвое, и через год (с учетом того, что отсидел во время следствия) он вышел на свободу. А вместе с ним, как это ни странно, были освобождены и трое из тех четверых, которых должны были расстрелять. Четвертый — Юрий Кирсанов неожиданно умер при очень странных обстоятельствах, оказавшись в одной камере с Николаем Байлагашевым.

Убийцам повезло — их не успели казнить до того, как Президент Ельцин подписал указ о моратории на применение смертной казни. Их дело после этого должно было быть пересмотрено. Для этого должно было быть проведено новое следствие. А поскольку при проведении следствия подозреваемый по закону не может находиться под стражей более полутора лет, которые все трое давно просидели с лихвой, их отпустили до нового суда.

Пока шло новое следствие, Василий Кирсанов по-прежнему бездельничал, Николай Байлагашев, как и ранее, работал на железной дороге, а бывший милиционер Николай Кольчинаев стал юристом и даже депутатом поселкового совета.

И вот по прошествии еще пяти лет в Абакане состоялся новый суд. Как и первый, он длился очень долго и закончился все тем же обвинительным приговором. Но с куда более мягкой санкцией. Все трое получили по пятнадцать лет тюрьмы.

Борис Костомаров
2004 год