Взгляд с крыши мира

Хорог — городок небольшой. Люди здесь живут в одноэтажных домах барачного типа и в собственных домах. Многоэтажные дома общественного назначения по оригинальным проектам здесь стали строить лишь несколько лет назад. Вот и вся местная архитектура. Может быть, многоэтажные дома здесь не нужны? Еще как нужны. Городу расти и развиваться, а в горах лишь три процента земли, удобной для строительства, остальное — крутые каменные склоны.

Это открытие Хорог сделал для себя неожиданно, «протрезвев» окончательно и бескомпромиссно. Как развиваться? Чтобы восполнить те, без малого, десять миллионов рублей, поступавших в бюджет от продажи алкоголя, чтобы и дальше поднимать благосостояние людей, оказалось, нужно создавать и совершенствовать местную легкую промышленность, расширять сферу бытовых услуг.

Теперь памирцы признаются сами себе в том, что на материальные и духовные потребности смотрели сквозь увеличительное стекло выручки от продажи спиртного. Все было преувеличено до привычных норм. Убрали стекло, а ничего под ним нет.

Вон пацаны на каждом свободном пятачке взбивают мячами пыль. Мяч здесь популярен. Но нет спортивных площадок.

Заходим с Нурали на городской стадион. Представьте себе большую спортивную площадку в городском дворе, только неухоженную, местами в плесени бурьяна. Не было бы и этого, если бы не бывший второй секретарь обкома партии Виктор Иванович Медведев: поднял общественность на субботники, построили стадион, замешивая бетон на энтузиазме. Ни в какие официальные сметы и планы он не входил.

В углу стадиона, за административным бараком что-то гремит, слышится надсадное:

— Раз, два — взяли!..

Человек пять здоровенных мужиков, лоснящихся от пота, выкладывали из бетонных плах стены сараюшки — два шага вдоль, два поперек.

— Не роскошь ли каптерку из бетона делать? — спрашиваем.
— Это не каптерка, — обиделись мужики, — борцовский зал.
— А почему такой маленький?
— Сколько стройматериала раздобыть смогли, — развели борцы руками.

Опять всплеск энтузиазма. Сколько можно на нем ехать, до каких пор мы будем слушать натужные охи общественности «раз, два — взяли...»? Так и надорваться можно. Где строители, где фонды и материалы, соответствующие косой сажени плеч борца?

На эти мои вопросы председатель городского спорткомитета Силемоншо Рахматшоев сразу отвечать не стал. Он выбрался из котлована и куда-то ушел. Вернулся Силемоншо в чистых рубашке и джинсах.

— Серьезный разговор, понимаешь.

По всему было видно, что я — первый человек, который слушает, не перебивая, исповедь Рахматшоева и директора детско-юношеской спортивной школы при спорткомитете Нуралишо Назришоева. Они высказали мне свои беды с таким напором, с каким ворочали бетон.

— Для развития спорта в Хороге пока нет базы. Спортсооружения строим силами общественности. Прокуратура на общественных началах теннисные корты соорудила. Нет бассейнов. Армия говорит, что призывники с Памира совсем не могут плавать. Обидно, понимаешь. Строители должны делать спортплощадки рядом с жилыми домами. Типовую школу сдали, да не совсем типовая получилась: без бассейна, и спортзал урезали до 14 квадратных метров. Совсем мало, но для строителей много. Только на трех предприятиях есть методисты по физкультуре. На швейной фабрике нет, в ПМК нет, на хлебозаводе, в облбольнице нет. Стадион беспризорный: лицевого счета в банке нет, а профсоюз отказывается нас на свой баланс брать — выручки, понимаешь, зимой нет. 311 школьников у нас в секциях, шесть тренеров — высшее образование — сами стадион подметаем. Бетон ищи, спортинвентарь ищи, форму ищи, особенно хлопчатобумажную. Хорошо, кеды раздобыли...

Заходим в магазин «Спорттовары».

— Какая такая хлопчатобумажная? — опешил продавец. — Вы откуда свалились? В нашем магазине про такую форму не слыхали.

Да, вниманием облпотребсоюз не балует местного покупателя. На прилавках темно от кусков резины и брезента непонятного назначения.

В магазине «Гастроном» тоже полумрак. На полке с табличкой «детское питание» — батарея рыбных консервов. Мы бы соку выпили, да не рискнули: на запыленных банках с яблочным стояла дата производства — 1983 год...

Есть и приметы перестройки на трезвые рельсы: выносной ларек-стол, заваленный свертками с конфетами (по килограмму в каждом). И над всем этим — скучающий продавец. Не идет торговля. Потому что такие же пакеты с конфетами рядом в магазине.

Около универмага — суета. Тоже выносная торговля обувью. Люди подскакивают к столам и, разочарованные, отходят. Они-то думали, «выбросили» что-то соответствующее их вкусам и местным природным условиям. На самом деле выбросили из самого универмага то, что залежалось.

Тут Нурали подлил масла в огонь:

— Весь Памир озадачен — где достать одежду для ребятишек? Семьи-то у нас многодетные, а купить нечего. Игрушки тоже — только ворон ими пугать...

Дошли мы до колхозного рынка. Сооружение для Хорога огромного размера. Внутри светло и просторно, гулким эхом отражаются от стен наши шаги. Может, потому и просторно, что за прилавками лишь три торговца узбека. Оказывается, на Памире не было и нет обычая торговать. Если кому что надо — задаром отдают излишки.

При всем уважении к местным жителям и властям, решившим покончить с пьянством, все же нельзя не воскликнуть: раз уж вымели спиртную отраву, надо же что-то противопоставить взамен!

Кому, как не местным руководителям, было подумать и о судьбе областного драмтеатра — статус у него такой, а внешне он похож на Дом культуры средних размеров. Мы как раз проходим мимо. Нурали даже голосом потишел, после землетрясения здание дало трещину. Не лучше ли было вместо колхозного рынка с прекрасной акустикой построить на те же средства новый драмтеатр? Раз уж на Памире нет обычая торговать, но есть обычай иметь в каждом доме национальные музыкальные инструменты — рубаб, танбур, даф? Впрочем, строили рынок еще до трезвой жизни, когда взгляд на культуру был преувеличен до привычных норм.

Да что там театр, городского Дома культуры в Хороге нет. Его функции «по совместительству» выполняет зал заседаний горисполкома на шестьдесят мест. В углу, у окна, на светлом пятачке — стол, заваленный бумагами. За столом ерошит на затылке жесткие черные волосы молодой человек — Шафтолу Ашрафбеков, директор несуществующего Дома культуры. Мероприятий проводится много, планов на бумаге — громадье. Думал ли Шафтолу, выпускник Ленинградского театрального института, режиссер по специальности, что вдохновенный полет его творческих планов будет ограничен низкими потолками этого зала?

— Думал, — отвечает парень, — ведь когда-то должны построить Дом культуры...

«Должны» — в этом контексте слово правильное. Но в изначальном смысле оно подразумевает побуждение к действию, которое совершают не потому, что очень хочется, а потому, что необходимо.

При желании можно и фонды выбить, и внести коррективы в генеральные планы социального развития края. Только мало построить. Уже сейчас нужно позаботиться, чтобы от стен новых драмтеатра, Дома культуры не отражались гулким эхом, не улетали в небытие звуки шагов редких посетителей, как в помещении колхозного рынка...

Теперь, когда Шафтолу поведал, какой силы и полноты источники древней культуры его народа бьются о камни привычных норм и не находят выхода, я могу сказать: не тем посохом ударили в землю. Нет, я не о водочных реках. Я все о том же колхозном рынке. После отказа от спиртного он вдруг возвысился памятником однобокого подхода к проблемам социального развития края.

А зал городского Дома культуры не может вместить всех желающих, когда Шафтолу с методистом и худруком организуют конкурсы «А ну-ка, девушки!», семейных ансамблей, КВНы. Пацаны как мошкара облепляют окна.

— В Хороге гитары не купишь. На два ансамбля художественной самодеятельности один набор электромузыкальных инструментов, и то без ударных. С начала семидесятых годов хромает самодеятельное творчество. Раньше по республике гремели и за границу ездили, — вздыхает Шафтолу.

Года два-три нет навруза — весеннего праздника, что проводился здесь на широкой лужайке в пойме реки Пяндж. Отменили удалую игру джигитов — козлодрание. Зато в эти годы по сводкам работников торговли можно проследить резкое увеличение выручки от продажи спиртного.

***

Облисполком Совета народных депутатов — одноэтажное строение барачного типа.

На вопрос, почему Нурали должен отправлять свои часы в ремонт в столицу республики, не смог ответить и сам председатель облисполкома

Евгений Ильич Тургунов. Он только покачал головой и сказал:

— Да, признаться, нам пока и такие мелочи решать трудно.

Тоже последствия полной трезвости? Даже мелочи ставят в тупик. Но решение о запрещении продажи спиртного — далеко не мелочное, а по-революционному смелое, в духе наших дней. Подобных мелочей, как мы видели, в Хороге очень много. Они как осколки разбитых винных поллитровок после долгого запоя разбросаны там и тут. И местные руководители понимают, что вымести их — навести порядок — нужно как можно быстрее, иначе порыв окажется спектаклем в два действия: установили — отменили.

— Быстро противопоставить что-то спиртному мы, честно говоря, не готовы. Только приступили к основательному изучению наших проблем. Отделы облисполкома сейчас этим и занимаются — каждый по своему профилю, — сказал председатель.

— Евгений Ильич, пока изучите, пока воплотите в жизнь, пройдет, может быть, не один год. И все это время нужно будет держать оборону. Хватит ли сил и запала?

— Хватит. К старому не вернемся.

Председатель произнес эти слова, к моему удивлению, мягко и спокойно. Вопрос этот уже отшумел в кабинетах и кулуарах облисполкома. Да и в обкоме партии тоже. Секретарь обкома Подшобегим Афизовна Афизова высказалась на этот счет решительней:

— Лично я шага не отступлю Пусть обижаются 249 алкоголиков, мы их слушать не будем. Для нас поддержка — голос большинства народа.

Такая твердость вселяет оптимизм: не успел алкоголь заглушить древние трезвые традиции.

— Однако, — спрашиваю у Е. И. Торгунова, — облисполком так и не решается официально объявить область территорией трезвости?
— Это большая ответственность перед страной.

Действительно, это так. Но нет ли в словах председателя облисполкома еще и опасения: а вдруг что случится. Что же может случиться в области, где бутылку спиртного днем с огнем не сыщешь, а о самогоноварении здесь и понятия не имеют?

Вспомнился Большой Памирский тракт — шоссе из Душанбе в Ош (Киргизия). Пять часов тряски в кабине. В кишлаках, где мы ненадолго останавливались, к молодому шоферу Ибрагиму подходили местные парни и что-то спрашивали. У самого Хорога, где горный обвал приостановил движение транспорта, тоже набежала местная молодежь.

— Водка есть?

Ибрагим отмахнулся — надоели.

Сколько он гоняет машину туда-сюда по тракту, перерезавшему пополам Горно-Бадахшанскую область, а так и не находит объяснения — куда подевалось на Памире спиртное?

Можно объяснить желание жителя соседней республики (где спиртное продается свободно), отмахавшего многие сотни километров по горным дорогам, через шесть заснеженных перевалов: дурная привычка. Но как объяснить ему, что Памир сам отказался от спиртного? Когда я сказал об этом Ибрагиму, тот чуть не выпустил руль из рук.

Почему приезжие не слыхивали о территории трезвости? Может, потому, что она официально не объявлена, а значит, нет и общественного резонанса.

Конечно, тех, кто покупает винную «контрабанду», не большинство. Думается, что «контрабанда» эта — не серьезное препятствие для принятия решения. Есть и посерьезней. Заместитель председателя областного совета ВДОБТ Ширимбек Яхшибеков поведал, что в области есть семь точек, которым разрешено продавать спиртное — четыре магазина и три общепитовские. Правда, существуют они только на бумаге. Это отголосок одного случая. После полного осушения прилавка, когда бюджет области затрещал по швам, облпотребсоюз и отдел торговли облисполкома добились от вышестоящих организаций разрешения продать спиртного на 830 тысяч рублей. В Хороге и Ишкашиме этим разрешением воспользовались. Остальные четыре района наотрез отказались. В областном центре бормотухой, правда, торговали всего два дня в ресторане «Памир». Но забил тревогу ответственный секретарь горсовета Общества Мансур Гуламатшоев, возмутилась общественность. Вина успели продать на три тысячи девятьсот рублей. И то как реализовывали: ресторан в эти дни опустился до положения захудалой винной лавки. Винишко отпускали дешевенькое. За столики никто не хотел садиться, разбредались с бутылками кто куда. Но даже в этой неприглядной картине можно усмотреть светлый мазок уверенности в судьбе трезвой территории на Памире. Уходили потому, что стеснялись говорить о житейских делах, глядя друг другу в осоловевшие глаза...

А где же остальное спиртное? Об этом знают только работники торговли и догадывается управление внутренних дел облисполкома. Говорят, остальной запас зелья был распродан с автолавок по дальним кишлакам. Так виртуозно, что милиция, целиком и полностью поддерживающая трезвость, не смогла схватить за руку работника торговли, хоть и гонялась за ним по кишлакам вместе с активистами ВДОБТ.

Всплывает еще одно последствие отказа от спиртного — ведомственное «перетягивание каната». Даже под одной крышей — облисполкома — затеяли это противоборство. Отдел торговли чуть не перетянул все остальные. А как было хорошо при «зеленом змие» — никаких противоборств...

Идем в следующий кабинет.

Заведующий финансовым отделом М. Самадов отчеканил:

— Нам нужен трезвый бюджет!

Дальше Самадов говорил сдержаннее. О тех миллионах, что в прошлом году недопоступили в бюджет области из-за осушения прилавка. И восполнить эту утрату пока практически нечем. В горном Бадахшане около тридцати совхозов и все убыточные. Промышленные предприятия местного значения большой прибыли не дают. Других источников дохода в области нет.

Ржавое колесо товарооборота застряло на размытой винными потоками дороге к потребителю. На складах ждет переоценки товарный запас примерно на шестьдесят миллионов рублей. А памирский потребитель катит за пределы области, в Душанбе за покупками. Деньги уходят.

— А облпотребсоюз не завозит нужные товары! — опять чеканит Самадов. — Говорим ему об этом постоянно.

Более усталого человека, чем председатель облпотребсоюза Д. Нагзибеков, я не видел за всю памирскую командировку. А усталым Нагзибеков выглядит потому, что ему и его подчиненным удалось-таки ценой невероятных усилий провернуть колесо товарооборота. На прореху в бюджете наложили «заплату» в полтора миллиона рублей. Но дыра еще осталась. Главное — колесо все же двинулось.

Удалось это благодаря тому, что наконец вспомнили о краеугольных камнях торговли — изучении покупательского спроса и маневрировании товаром. Представители райпо разъехались по соседним областям и республикам. Из Киргизии и Узбекистана завезли, например, кеды. Их мигом раскупили. Там же, на стороне, продали своего хрусталя на четыреста тысяч рублей (за первые четыре месяца этого года). Организовали городские и сельские ярмарки — выручили еще триста тысяч...

— Довлатшо Нагзибекович, хватит ли сил? — задаю все тот же вопрос председателю облпотребсоюза.
— Отступать некуда. Что там говорить, хозрасчет, на который переходит торговля, покажет, на что мы способны...

Несмотря на пустые хорогские прилавки, сохранившиеся в зрительной памяти, вышел я из кабинета Нагзибекова со светлым чувством, что все наладится.

Когда?

На этот вопрос попытался ответить заведующий плановым отделом облисполкома Б. Таштанов:

— В оставшиеся годы пятилетки и в следующей. Решили с агропромом вопрос о строительстве цеха по производству фруктовых консервов. Сырье будет поступать из местных совхозов. В три раза увеличит мощности хорогский цех по производству безалкогольных напитков. Договорились о дополнительной ежегодной поставке пятисот тонн муки...

Собрались, наконец, в области построить санаторий на 250 мест у целебных источников в Гарм- чашме. Пионерский лагерь по линии профсоюзов на 240 мест. Двухзальный спортивный комплекс с плавательным бассейном в Хороге. Три гимнастических городка, бассейн в Мургабе, 189 волейбольных, 122 баскетбольных, 34 гандбольные площадки, 17 стрелковых тиров, 170 клубных учреждений в сельской местности, более 50 ретрансляторов для приема телевизионного изображения в отдаленных кишлаках. Разрабатываются схемы планировки и застройки всех населенных пунктов.

Перечисляю это не столько для того, чтобы показать, что будет, а чтобы еще раз напомнить: ничего этого на Памире нет к 80-м годам прогрессивного XX века.

Если задуманное удастся осуществить — будет это сделано во многом благодаря трезвому взгляду на жизнь.

Какой еще, более убедительный аргумент привести в пользу и поддержку территории трезвости?!

Тем областям страны, где, несмотря на установки партии и правительства, спиртное еще льется рекой, придется рано или поздно преодолевать те же трудности, что и памирцам. Их опыт — это опыт первопроходцев...

На улице, у выносного лотка, одиноко стоял человек в белоснежной водолазке. В руке его ополовиненный стакан яблочного сока четырехлетней выдержки. Увидев Нурали, он с жаром воскликнул, видимо продолжая недавний спор:

— Ребята, вы не правы! Нельзя убирать из продажи спиртное.
— Миралибек Рахманов — главный нарколог области, — представил его Нурали.
— Почему меня никто не хочет понять? — безнадежно вздохнул Миралибек. — Вы знаете, что такое феномен дефицита? Кто не пил, стали покупать спиртное, где только можно, на всякий случай. После осушения прилавка — наркомания, токсикомания, озлобление. Рано мы установили территорию трезвости на Памире, сорвали хорошо начатое дело. До Указа в области действовали пять клубов трезвости, сильно вели антиалкогольную пропаганду. Где теперь эти клубы? Нету. Пропаганды нету. Считают — раз вино из магазинов убрали, так и проблему решили. Говорю властям: нужно открыть несколько пивных точек, как отдушину. Слушать не хотят...

— Сколько в области наркоманов? — спрашивает Нурали.
— Мало.
— Сколько токсикоманов?
— Совсем мало.
— Сколько из них молодежи?
— Наркоманов молодых совсем нет, старики одни.
— Пять клубов, говоришь, было. А теперь каждый трудовой коллектив, семья, точка общепита — клуб трезвости...
— Ребята, вы меня не убедили! — начал опять кипятиться Миралибек. — Вы знаете, что такое феномен дефицита?..
— Миралибек, — Нурали тронул Рахманова за плечо, — в тебе говорит только нарколог. А борьба за трезвость — дело всенародное.

Миралибек уже вытянулся на носках, чтобы с жаром возразить. Но какая-то мысль мягкой тенью прикрыла его горящий взгляд. Он достал чистый квадратик носового платка, источавшего стерильный запах лекарств, и отер со лба пыль хорогских улиц.

— Ребята, я иногда сам себя спрашиваю, а на правильном ли я пути?

Что это? Искреннее заблуждение? Непонимание задач и целей трезвеннического движения? На эти вопросы ответить пока трудно. Борьба за трезвость — психологически очень сложная. А это значит, что нельзя устанавливать «монополию» на какое- то одно направление. В Ульянов ской области, например, считают, что спиртное не должно быть дефицитом. Но противопоставить ему нужно нечто заполняющее духовный вакуум. Тогда человек равнодушно пройдет мимо пивнушки.

Это цель борьбы, в которую пока, к сожалению, редко попадают доводы трезвого рассудка. В Горно-Бадахшанской области «зеленый змий» поражен прямо в сердце. Но как трудно, оказалось, убрать с дороги его смердящую тушу. Ее еще боятся. Потому что трезвость взялись «культивировать» на экономически и культурно слабо подготовленной почве.

Вот почему мне меньше всего хотелось писать хвалебный очерк об этой территории трезвости. Будет больше пользы для трезвенников Памира, если они прочтут о себе объективный рассказ.

Разными путями идут к одной цели — полному отрезвлению нашей жизни — решительные горно-бадахшанцы и терпеливые, но настойчивые ульяновцы. Ценен и тот, и другой опыт Он высвечивает одинаковые грани проблемы отрезвления, заставляет взглянуть за горизонт упрощенного понимания борьбы за трезвость — просто призывов отказаться от спиртного,— а поднимает проблему до горизонтов социальных преобразований.

В. Федяев, наш спец корр. г. Хорог,
Горно-Бадахшанская автономная область