Это уже политика… и не совсем чистая!

Как уничтожали СССР – начиналось вроде безобидно… Вот малюсенький пример. Один из печатных рупоров ВЛКСМ поместил на обложке характерное фото и напечатал соответствующий материал в номере… 1989 год – это повсеместное явление в стране!

В одном колхозе комсомольцы и многие прочие граждане соорудили плакаты и на 7 ноября прошли с ними. Последовала реакция и многих наказали – дескать, ой как несправедливо!

А у меня эта история вызвала сразу несколько ассоциаций и первая – это события на Украине, майдан в Киеве в 2014 году. Он тоже начинался с честных и нормальных лозунгов – против коррупции, воровства во власти… А потом – РАЗ и ВСЁ ВЫВЕРНУЛИ НАИЗНАНКУ – майдан стал евромайданом. И главная повестка стала: «Москаляки во всем виноваты! – хотим в ЕС и в НАТО»… И сами видите во что все это вылилось…

Тогда было тоже самое! Вот такие деревенские «активисты» шастали по всей стране, а в итоге – пришли совсем другие дядьки, те самые, которые «Отнять все и поделить!» - и отняли всё, и поделили всё, в своем узком кругу…

Но почитаем статью 1989 года. А потом поговорим еще…

Пока свободою горим

О, сколько их было в минувшие годы, призывов, обращенных к молодежи, — повысить общественную активность. И вот наконец повысилась. Да так, что через край. И что же обнаружилось?

«Зачем мне такой комсомол?»

В феврале в селе Хрящи Кавернинского района Горьковской области ребята-комсомольцы прошлись по улице с лозунгом «Землю — крестьянам». Школьники, учителя, жители села, секретарь комсомольской организации колхоза. Сей факт и запечатлел наш фотокор.

7 ноября прошлого года в самом Горьком студенты физико-технического факультета политехнического института вышли на праздничную демонстрацию с лозунгами: «Конкуренция в экономике и в политике — источник развития», «Чистый воздух — закрытому городу», «Распределять по труду, а не по должностям». Кто-то из членов парткома института пытался вырвать у них транспаранты. Не получилось.

Как организовывались и организуются у нас праздничные демонстрации, известно. В партийных комитетах заранее расписывается, кому, в какой последовательности и в каком количестве проследовать по площади, какое оформление подготовить. Организационная эта схема долгие годы оставалась ясной и не вызывающей сомнений. Да и какие сомнения — демонстрации, считалось, призваны символизировать наши исторические завоевания, единение партии и народа, и кому, как не партийным комитетам, заниматься организацией этих политических мероприятий.

В Горьковской области случилось непредвиденное. Комсомольцы проявили самостоятельность. И где? В политической сфере! В той самой, которая десятилетиями считалась зоной действий партийных комитетов. И хотя на дворе был четвертый год перестройки, позади XIX партийная конференция, высказавшаяся в поддержку процессов гласности, XX съезд ВЛКСМ, призвавший бороться с устаревшими взглядами и окостеневшими формами, для организаторов самодеятельных начинаний последствия были вполне в духе застойных лет.

Вячеслава Панина — заместителя секретаря бюро ВЛКСМ факультета и руководителя инициативной группы по подготовке к демонстрации — исключили из комсомола. С Виктором Шильцевым, секретарем комсомольской организации колхоза имени Ленина, разбирались на партийном собрании. Вот строчки из письма Виктора: «Председатель сельсовета подал дело так, что мы якобы без разрешения сельсовета и райисполкома организовали демонстрацию, учинили беспорядки, скандировали лозунги. Предупредил, что если узнают из района, то мне не поздоровится. А на партийном собрании сказал так, что я чуть ли не политический преступник, какое бы я мероприятие после этого ни организовывал, люди идут с оглядкой — не задумал ли опять Шильцев какую-либо противозаконную акцию».

В Горьковской области я побывал летом, когда страсти уже улеглись. Слава Панин, пережив исключение из ВЛКСМ, пришел к твердому решению: «Апелляцию подавать не буду. Зачем мне в такой запуганный комсомол». Виктор Шильцев занимался по-прежнему комсомольскими делами и, судя по разговорам с ребятами, уважения комсомольцев не потерял.

В двух горьковских историях увиделся мне не просто факт раскрепощающегося политического самосознания молодежи, но и нечто большее.

«Мы диалектику учили не по Гегелю»

Пусть не покажется читателю странным обращение к историческому документу, которое прямого касательства к горьковским событиям не имеет. Но между тем... все-таки имеет.

В августе 1918 года Бюро по созыву Всероссийского съезда Союзов рабочей и крестьянской молодежи обратилось с воззванием к союзам молодежи. Признаюсь, раньше призывные, эмоциональные строчки воззвания вряд ли бы отложились в памяти какой-то особой пометой — настолько привык наш слух за «многие лета» к подобному лексикону. Но прочитанные в процессе осмысления конфликта, они вдруг новым знанием заставили работать ум:

«Революционный энтузиазм, охвативший всю молодежь с начала революции, помог ей найти своих друзей в борьбе за социализм. Мы не пошли с теми, кто проповедовал смирение и соглашательство. Мы борцы... Нам не страшны бури... Для нас нет средних путей, а один-единственный курс — на социализм. И чем сложнее борьба, чем трудней она, тем больше растет наша сила и энергия».

Ключевыми в воззвании показались три утверждения: «Мы не пошли с теми, кто проповедовал смирение и соглашательство», «Мы борцы. Нам не страшны бури» и «Для нас нет средних путей».

Сейчас, с высоты исторического опыта («богаты мы ошибками отцов»), видя результаты «бурь», нам легче понять, насколько разрушительной по силе оказалась яростная вера в один-единственный путь, насколько губителен отказ от поиска компромиссов, средних путей, соглашений со всеми слоями общества, с различными политическими силами. Диктатура одного класса — пролетариата (в крестьянской стране!), переросшая через несколько лет в диктатуру одной партии, и еще через несколько лет — в диктатуру одного человека, — сделала неизбежной возникновение в стране системы тотального подчинения — одной направляющей идее, одной форме собственности, одному взгляду на сложнейшие реалии жизни. Наши ровесники из пламенных послереволюционных лет искренне хотели переделать мир по-новому, явить миру образец совершенного человеческого общежития и отважно ринулись в бури классовых боев, не жалея ни своих, ни чужих жизней. «Чем сложней борьба... тем больше растет наша сила и энергия». Яростная борьба родила ожесточение, которое не улеглось и после того, как классовый враг был повергнут.

Идеология преданности — делу революции, делу партии, делу социализма — выковала особый генотип личности: человека непоколебимых убеждений, не знающего сомнений, с железной волей, готового выполнить любые поручения партии. Сомневающийся опасен для дела революции. Сколько их, усомнившихся в методах насильственной «социализации» страны, оказались за колючей проволокой сталинских лагерей. Так методично и бесчеловечно насаждался в сознании людей вирус единомыслия.

Он оказался настолько живуч, что успешно перенес не только «хрущевскую оттепель», но и, укрепившись в годы застоя, настойчиво заявляет о себе сейчас, противостоя новому мышлению. Наша нетерпимость к чужому мнению, настороженное до подозрительности отношение к самостоятельному действию, готовность козырять «будет сделано» любому поручению сверху — это трансформированный отголосок того сознания, когда идея ставилась выше человека.

«Неоспоримёйшее право граждан»

Виктор Шильцев и Вячеслав Панин делали первые, пусть еще робкие попытки выразить то, что назрело в обществе. Разве не лозунг «Землю — крестьянам» обеспечил большевикам поддержку многомиллионных крестьянских масс в Октябре 1917-го? И разве не верно, не социалистично требование: распределять по труду, а не по должностям? История распорядилась так, что большевистские лозунги, сработав на завоевание власти, не воплотились в реальную практику из-за догматической веры Сталина и его окружения в насильственные, принудительные методы построения социализма. Так неужели не вправе сегодня люди апеллировать к органам власти с требованием вернуться к истокам?

«Во всякой конституционной стране устройство демонстраций — неотъемлемое право граждан. В уличной мирной демонстрации с лозунгом, между прочим, изменения Конституции или изменения состава правительства никакое законодательство ни в одной свободной стране ничего противозаконного не видит».

Это — ленинская мысль. Мы за десятилетия приучились цитировать только удобного, выгодного нам Ильича, рассуждающего, например, об учете и контроле, о коммунистических субботниках, о соцсоревновании. Такой Ленин был чрезвычайно уместен для обоснования административного, на практике — феодально-казарменного варианта социализма, который исповедовали прежние правители страны. Но сегодня в условиях политического обновления актуально звучит и эта «крамольная» ленинская мысль — о неоспоримейшем праве граждан на демонстрации.

Не будем лукавить — те праздничные шествия, на которые выходим мы целыми фабриками, институтами, школами, уже во многом утратили первоначальный смысл, становятся дежурными мероприятиями. Ибо лишены главного — искренности, самодеятельного начала. Желающих строиться в колонны, кричать радостное «ура» на призывный клич анонимного диктора, когда жизнь чем дальше, тем больше дает оснований для беспокойств и тревог за завтрашний день,— становится все меньше. Все больше тех, кто задается больными вопросами. Кто мы? Куда мы? Отчего бедна так наша жизнь? Что за общество мы построили? Поиски ответов на них — не надо и прогнозировать — будут выражаться в самых различных формах, в том числе и в таких, какую нашли студенты политехнического. Что ж, надо привыкать. В стране начинается трезвая, разумная, без славословий и самовосхвалений жизнь. Придется принять ее как данность.

Убоимся ли открытий?

В истории с Паниным за живое задело еще одно обстоятельство. «Никому лучше не стало, что исключили Славу из комсомола, — делится со мной, член факультетского бюро ВЛКСМ Михаил Петраусов. — У ребят пропала вера, что что-то можно изменить. Я и сам решил выйти из ВЛКСМ. То, что я делаю, можно делать и вне комсомола».

Это-то, мне показалось, и есть самое тревожное. От комсомола отходят ребята, принявшие перестройку. Пусть поверит мне читатель: и Панин, и Шильцев лидеры не просто по общественной должности, но и по нравственной своей сути. Порывы их чисты и искренни. А боль за комсомол, за страну в них острее, чем у иных платных партийно-комсомольских функционеров. Она-то и заставляет их сомневаться, действовать, не молчать. И нам важно их понять, не пугаться критических движений их ума и души, не прибегать к испытанным методам подавления, а вступать в диалог. Вполне возможно, обнаружим мы в этом диалоге, что несть еще числа догмам, мифам, нелепостям, которым бездумно поклонялись мы многие годы. Но убоимся ли этих открытий?

И еще. Быть может, читатель заметил — нет в этой статье поиска виновных, никого конкретно, пофамильно автор не критикует. Делаю это сознательно. Все мы растем. Освобождаемся от груза прошлых стереотипов — кто быстрее, кто медленнее. И нам, журналистам, порою бывает стыдно за вчерашние свои слова, за вчерашние поступки.

Давайте не повторять ошибок наших дедов, отцов. Мы все очень разные. Будем искать компромиссы. Вчерашний девиз «Все как один, один как все» сегодня не годится для формирования новых цивилизованных общественных отношений.

Василий УСТЮЖАНИН, спец. корр. «КЖ»
«Комсомольская жизнь» №21 ноябрь 1989 год

От редакции Претич: Вот так вот, непростые времена… А когда они были простыми? Вот специальный корреспондент приехал, потренькал государственные денюжки… получил жирный гонорар за статейку… а главного вопроса так и не зада, он вообще о нем не упомянул!

Вот кричите вы «Землю – крестьянам!», да? А сейчас она чья? Господ в стране Советов нет… Земля государственная, а государство принадлежит народу – согласно конституции! Чего же вы требуете?

По факту – и земля, и заводы-фабрики, школы и стадионы, аэропорты и космодромы… всё это принадлежит народу и работает на народ! Бесплатное образование и медицинская помощь… бесплатное жилье… самый мощный в мире социальный пакет и гарантии! Да, они тогда все ныли, мечтая о «мифах американского рая»… не зная, что будет в реальности… Но мы-то теперь знаем!

Вопрос – а в каком виде вы требуете землю крестьянам? Какое право собственности должно быть, говоря юридическим языком? Частная собственность, чтоб можно было обменять на ящик водки и пропить её? Вот тогда, дескать – реально МОЁ… коль пропить иль прожрать могу! Сменять на джинсы или жвачку! Не это ли стояло за такими лозунгами?

Земля была в ОБЩЕСТВЕННОЙ СОБСТВЕННОСТИ и это была лучшая форма собственности.

Но тогда ведь никто не задумывался – это и не нужно было зачинщикам Перестройки. «Мы ждем перемен» и баста! Требуем перемен – и баста! А каких, что дальше? Неважно! Долой! – а там разберемся!

Пришли перемены – и что? Где крестьяне и где она эта земля… Вновь вы стали батраками у кулаков, по факту именно так.

Эта замануха и обманка, мол «Фермер спасет село – страну накормит – заживут все сытно и богато» испарилась… Нафига кулаку и мироеду работать, когда купи-продай намного выгоднее и совсем не хлопотно?!

Вот и забиты полки супермаркетов эрзац-продуктами… суррогатами… нет настоящего молока – одна фальшивка… колбаса из сои и крахмала… импортной химией все переполнено!

***