Житейские драмы

Он приходит с работы домой, и руки не знают, за что в первую очередь хвататься - приготовить, постирать, зашить… Наталье башмаки бы заклеить, сама мучается каждый день. Вечер короткий. Ну вот, белье развешено, дети накормлены, уроки выучены, улеглись... А он садится за стол, подперев кулаком подбородок, и только одно в голове: «Господи, как я устал!»

С женами Алексею Алексееву не везло дважды...

Первая - Тамара, красивая татарка - оказалась женщиной капризной и своевольной. Женился на ней Алексеев почти сразу после армии, взял жену старше себя, с ребенком. Думал, что такая надежнее в жизни.

Загуляла, запила Тамара в одночасье, хотя Наталью, старшую дочку Алексея, уже родила. Алексей семью как мог спасал - помотало их тогда по белу свету. Жили на Урале, квартиру оставили, уехали по вербовке на Дальний Восток. Там сыну не климат - в Вологду давай, на родину.

А Тамаре везде не мило. У свекрови не нравится. Подались в леспромхоз. Еще хуже. А уж второго Алексеева ребенка в себе носила. В конце концов в совхоз уехали. Сын родился. Чуток поокреп, и красавица- татарка снова в загул пустилась.

А малому мать нужна, есть нужно. Алексей на ферме работал, при молоке вроде. Но строго было в те годы - не украдешь. И в совхозе не выписывают ни литра. Так он вечерами выбирал корову, что молоко получше дает, руками отдаивал, в бутылочках за пазухой домой таскал. Может, и видел кто, да знали люди, что святое это воровство: ребенка кормит. Люди-то смолчали, а заложила... жена. Пришла к директору - так, мол, и так, ворует Алексеев!

В конце концов выгнал ее Алексей. Без детей. Потом, правда, увезла Тамара мальчишек. Забегая вперед, скажу, что лишил ее суд права материнства. На младшего сына не так давно бумага пришла - предлагают забрать его из детдома. Пятнадцать лет парню уже...

А тогда остался он один с двухлетней Натальей. В Вологду вернулся, дочку на круглосутку в ясли определил, работу нашел. Понемногу успокаивалось сердце. Да и не такой Алексей человек, чтоб руки заламывать, тоске волю давать. Наталью думал поднимать, жизнь как-то снова налаживать: ведь ни кола, ни двора. На работе предложили комнату в мужском общежитии. Взмолился: дайте в женском, там поспокойнее с ребенком будет. Дали. Ой, как пожалел потом не раз - в женском и пили, и скандалили, мужики табунами вились, ломились в окна и двери.

Тут вторая часть его жизни и начинается. С Галиной познакомился. Искал покоя для себя, мать для Натальи, да в такой водоворот ввинтился! Впору роман в лучших традициях соцреализма писать. Только без счастливого конца.

...Жить уехали на родину Галины, в Устюженский район Вологодчины.

Хозяйкой новая жена оказалась никакой. Как ни придет Алексей с работы - всё спит. А дома не мыто, не стирано. Приструнял, бывало, и добром, и покрепче. Так и жили. Уже и Сергей на свет появился, а все как бы не в доме жила Галина. Поссорились как-то сильнее обычного - легко поднялась и уехала, прихватив Сережку. Ездил, просил, винился, страшась пуще всего новой порухи. Помирились, да и еще детей нарожали - Лиану, Катюшку да Валюшку. Галина твердо заявила: стану рожать сколько будет! Как шутки шутила...

Катюшка махонькая совсем была, когда крутанула мать хвостом, впервые да сразу по-крупному. Дочь тогда в больнице в областном центре лежала. Галина в это время тоже на лечение попала, в Череповец. Алексеев рвался на три части - семья в деревне да две больницы. Приехал в выходные навестить жену. «Нету», - говорят. Домой вроде как попросится, а сама то в Кадуй с одним, то еще куда с другим.

А Катюшка померла вскоре...

Как-то директор совхоза попросил Алексеева (он на ферме работал): «Выручай, Алексей! Запила доярка». Отчего не выручить, дело знакомое. А Галина прямо-таки взбеленилась: не пойдешь - и все тут! И вспомнилось разом, как подтрунивали мужики да бабы - не впрямую, но получалось, вроде как спуталась Галина с цыганом.

Все сопоставил, сложил - так и выходит. Не до тонкостей мужику стало. Выследил и разобрался с обидчиком по рабоче-крестьянски. И жене наподдал. Крикнул под горячую руку: «Убирайся!»

Семья, однако ж, не игрушка. Остыл Алексей, рассудил, что звать надо жену обратно: может, хватит ей науки, образумится. Год уговаривал.

Даже когда до суда дело дошло, просил выездным заседанием судить: надеялся - вдруг перед односельчанами ей стыдно станет четверых детей бросать, вдруг одумается. Всякие мысли в голову приходили. Кроме одной: ни при каком исходе дела не думал детей отдавать - ни одного.

Сейчас, рассказывая об этом, с потрясающей простотой говорит: «Я ведь на суд тогда с ножом пришел. Себя не помнил. Думал, если хоть одного заберут - порешу ее». Хуже смерти лютой, хуже тюрьмы было Алексею представить, что хоть одна его кровиночка будет жизнь мыкать с цыганами да матерью непутевой.

...Детей Алексею оставили. Галине присудили платить алименты (которых он почти не видел), а также из совместно нажитого имущества - всю мебель. Когда она приехала за ней со своим новым мужем на большом грузовике, Алексею было уже до странности все равно. Сам выносил диван, стулья, столы. Со всего дома соседки плевали в Галину, кидали снегом, материли по-бабски круто. Когда выносил последний шкаф, грудью встали, не дали вынести. Потому что в квартире, кроме груд детской одежонки, не осталось уже ничего.

Впятером семья переехала в деревню Минькино Грязовецкого района. Где дали им квартиру с удобствами, но где никак не мог Алексей выбиться из копеечного заработка. Хотя мужик на все руки - и шоферил, и сварщиком работал. В совхозе, по тем временам, кроме 30 рублей, никакой помощи не получил. Да от школы 50 рублей дали, но чеки потребовали: что купил. Какие чеки! В ту пору Валюшка в очередной раз заболела, так хлеба не на что было купить. А с хлеба чеков не дают...

Ребятишки у Алексеева нездоровы с раннего детства. Сам Алексей Сергеевич пятнадцать лет жестоко мучается с желудком, но в больницу не ложится. Зато, когда маленькую Валюшку увезли в стационар, он не стесняясь плакал перед врачами, чтоб только положили вместе. Так и спал на стуле рядом с ее кроваткой. А сколько на больничных высидел, выхаживая дочку!

Была у них машина «Москвич». За гроши продал, чтоб только концы с концами свести.

Переехали в Вологду. Надежды на бабушку не сбылись - не всякому под силу четверым внукам вместо матери стать.

Опять один. Работает на автобазе связи на машине. Не шибко денежная работа, но зато в одну смену.

Писал везде, куда мог придумать, наугад - в Москву, в область, народному депутату Владимиру Николаевичу Лопатину.

Писал. И дали все-таки семье «квартиру». Я была там и без кавычек называть эту жилплощадь не могу. Наверно, там можно сносно жить молодой, здоровой семье из двух-трех человек. Две комнаты в деревянном двухэтажном доме. Узенький коридорчик, прихожая, малюсенькая кухня. И самое главное - без горячей воды и ванны. Были бы они - и ничего больше Алексеев просить бы не стал.

Полощет отец-одиночка ребячье белье в тазике и прикидывает: «В прошлом году был 1544-й в очереди на жилье, нынче - 1416-й. Так только на том свете квартиру увижу».

И стирать, и мыть детей приходится в тесной кухоньке. Валюшку раньше с собой в баню носил. Да как ни сносит - заболеет девчушка. И не маленькая уже - пятый год, все понижет - как ее в мужскую баню носить?

Заботу Алексеева в десять раз больше, чему кого-либо из нас. Самую большую из них наша «экономика» подарила. Маленькие Алексеевы, ничего не знающие о законах рынка, должны не любить его так же, как не любят Бармалея или Кащея. Им кушать нужно. А с каких шишей?

Одежду добрые люди кое-какую дают. Для того, чтобы купить Наталье сапоги, Алексеев месяц вкалывал - клал плитку знакомым да соседям. Нам показал новенькие блестящие калоши - себе обновку отхватил, на все лето обувка.

Что ест эта семья - говорить не стану...

Наверно, ни в какой другой стране Алексею Алексееву не было бы так трудно поднять свою семью. Мы оказались обществом бахвалов, упивающихся рассуждениями о своей исключительности, об особом своем милосердии и радушии. Это, наверно, генная память играет злую шутку - мы были когда-то такими. А теперь каждый - в собственной хате. Той, что с краю.

Один на один остался Алексеев со своим счастьем - детьми. Один на один со своим горем - жизнью. И этот нормальный, здоровый мужик, имеющий нормальную мужскую гордость, вынужден сегодня просить, писать, ходить на приемы, умолять и - плакать, когда никто не видит. От бессилья. Немного и надо - квартиру с горячей водой и ванной, даже пусть небольшую. Что это в сравнении со здоровьем, с будущим четырех маленьких и одного взрослого гражданина непутевой нашей страны?

Я все о горьком. Потому что - сердце болит. Но есть, есть в этой семье доброе и хорошее. Они дружны. Тетя Зина принесла им телевизор - веселее жить. Джинсы по гуманитарной помощи получили, и ничего, что пятидесятого размера, - висят в комнате как украшение. Они скучают друг без друга и любят. Валюшка в детском садике всегда ждет папу, а тот бежит ее навестить, а то и забрать на ночь при любом случае.

Наталье - семнадцать. «Без папы жить не могу!» Рассказывает, как летела к нему из деревни от матери в Вологду с температурой под сорок. «Скоро, - говорю я ей, - Наталья, замуж выйдешь, уйдешь отсюда...»

Не хочет Наталья замуж...

Татьяна Гаранина
Вологда