«Куркуль»

Целый день житель Киева Юрий Авруцкий (все фамилии в очерке изменены) ждал важного звонка. А под вечер не выдержал — сам начал накручивать диск. Однако справочная аэрофлота ничего утешительного не сообщила: погода в тот день была летная по всей стране, и самолеты с Камчатки в Москву и из Москвы в Киев летели точно по расписанию. Номер же в Петропавловске-Камчатском молчал...

Примерно пятнадцатью-двадцатью часами раньше сотрудники органов внутренних дел «выудили» из-за стойки регистрации Петропавловского аэропорта несколько чемоданов и баулов, которые только-только затащил туда в обход очереди сержант милиции из местного отделения, и вежливо, попросили владельца предъявить их содержимое. Очередь дружно ахнула: в чемоданах и баулах ровными рядами были уложены 120-граммовые баночки с красной икрой. Да не пять, не десять — на сувениры с далекой Камчатки жителям материка, а 510 штук.

«Продолжается регистрация билетов и оформление багажа на рейс 52 Петропавловск-Камчатский — Москва». Это объявление диктора уже не касалось 27-летнего Игоря Голубева, покидавшего аэропорт в сопровождении работников милиции. Его теперь ждали совсем другие маршруты...

А Авруцкому позвонили через два дня, причем не по телефону, а в дверь, и те, кого он меньше всего хотел увидеть на пороге своей квартиры.

Мечты... Мечты...

У абсолютного большинства мальчишек бывают клички.

Рождены они могут быть чем угодно — природой, случаем, характером. Талантом, наконец. Я, например, ужасно завидовал в детстве парню, у которого была кличка «Яшин». Самого же меня звали «Цыпленком» — за худые, жилистые ноги и дурацкую желтую кепочку, купленную родителями. Всего один раз и появился-то в ней во дворе, а обидную кличку заработал на годы. Сколько было пролито из-за нее слез в одиночестве и крови из носов во дворе — ничего не помогало.

У Юры Авруцкого кличка была «Куркуль». Это, пожалуй, куда обиднее и злее «Цыпленка». «Куркуль». Произносишь это слово, и воображение услужливо рисует мальчишку, у которого все есть — и настоящий футбольный мяч, и роликовая доска, и ножик перочинный с двадцатью разными лезвиями, а вот гривенника в долг или денег на билет, когда вся компания собирается в кино, не бывает. Как правило, такой паренек отстает от сверстников в играх, но заменить его на более ценного игрока даже в самом решающем матче с соседним двором невозможно — мячик-то его. И чуть что — тут же его заберет. Одно слово — куркуль.

Однако воображение порой подводит. Юра у себя во дворе был парнем контактным, авторитетным, вовсе не прижимистым и самым спортивным. Все перечисленные качества, вероятно, помогли бы ему избавиться от неприятной клички, было бы желание. Однако Юра на «Куркуля» не обижался. Дело в том, что кличка была рождена мечтой.

Кто-то в детстве мечтает стать космонавтом, кто-то разведчиком, кто-то артистом. Юра-«Куркуль» мечтал скопить двести тысяч. Почему именно двести, а не триста или не сто пятьдесят? Трудно сказать. Мечты, они ведь не всегда поддаются логике.

Я уже отмечал, что Юра был парнем спортивным, и это сослужило ему немалую службу. Мой «Яшин», например, давно успел забыть про свои футбольные подвиги. Да и немудрено: за день ему, участковому врачу, столько приходится «набегивать», что потом уже не до футбола. А Юра пошел на штурм спортивных вершин. На Олимп, правда, не взобрался, но есть ведь в спортивной области и другие пики — пониже и поудобнее. Учеба в СПТУ, работа токарем — это все было на втором плане. Юрий Авруцкий главным образом защищал честь родной области на разного рода третьеразрядных лыжных состязаниях.

Шли годы.

Юра вроде бы не мог пожаловаться на жизнь: и зарабатывал неплохо, и ездил по стране порядочно, и уважением пользовался, каким пользуется у нас всякий, защищающий нашу с вами спортивную честь. Но заветная мечта от всего этого благополучия ни на шаг ближе не становилась.

Первые старты

Камчатка — это прежде всего рыба, миллионы тонн рыбы на всесоюзный стол. В мороженом, консервированном, копченом виде, в банках и брикетах, с головами и без голов ежедневно отправляются отсюда во все уголки страны минтай, камбала, треска, окунь-терпуг. А в летнюю пору вскипают удивительным разноцветьем камчатские реки — это идет на нерест лосось. И каждая рыбина несет в своем чреве тысячи заветных красных шариков. Икра! Хоть не является она товаром не только первой, но даже второй и третьей необходимости, приезжих с Камчатки на материке всегда расспрашивают про житье-бытье с некоторой затаенной завистью — ведь лососевые реки у них текут почти что под ногами...

Может, в этом явно преувеличенном интересе к икре юный камчатский спортсмен и увидел проблеск надежды на ускоренную реализацию мечты? Утверждать не возьмусь. Судебный очерк — вещь документальная, а документа на тему, о чем Юра в то время думал, в моем распоряжении не было. А вот о том, что он делал, был. Об этом Авруцкий сам потом рассказывал на предварительном следствии. Поначалу, на первые свои соревнования с выездом за пределы области, он захватывал по две-три баночки с икрой на сувениры друзьям-соперникам. Потом убедился, что эти баночки без особого труда обмениваются на другие — с «фирменной», а потому остродефицитной лыжной мазью. За мазью на свет божий появились столь же «фирменные» лыжи, которые ей следовало мазать, затем — крепления к этим лыжам, ботинки к креплениям... Спрос на камчатские «сувениры» возрастал прямо пропорционально удаленности соревнований от берегов полуострова. Видимо (необходимая оговорка, поскольку материалами следствия это точно не установлено), на одном из таких соревнований Юра впервые взял не мазь и не крепления, что в конце концов являлось обменом одной вещи на другую, а наличные. И не 4 рубля 20 копеек, которые баночка лососевой икры стоит в магазине. Пока это было лишь эпизодом. Но за эпизодом расчетливый взгляд Юры-«Куркуля» углядел возможность создания системы. После поступления в Киевский институт физкультуры и переезда на жительство в столицу Украины возможность стала реальностью.

Из протокола допроса Ю. Авруцкого:

«...Чуть ли не в каждой компании, где я появлялся, узнав, что я с Камчатки, меня тут же спрашивали, не могу ли я достать икру. Такие же вопросы задавали мне и в институте как студенты, так и преподаватели...»

Итак, спрос, который, как известно, по законам рынка диктует предложение, был устойчивый. И начал Юра совершать челночные рейсы по маршруту Киев — Камчатка — Киев. Случалось, за месяц дважды успевал обернуться туда — обратно. Просто диву даешься, когда он успевал еще и грызть гранит науки. Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока заметим, что волновали «Куркуля» вовсе не записи в зачетной книжке, а нечто совеем другое. Как-никак, а от родного Петропавловска его отделяли теперь добрые десять тысяч километров. Конечно, в интересах дела не грех и слетать лишний раз в родные пенаты, тем более что стоимость билета, хоть и немалая, с лихвой компенсировалась разницей цен. Но ведь и в Петропавловске икра нынче не лежит на улицах. Случается, выбрасывают ее в продажу в фирменном магазине «Океан», но больше пяти банок на руки не продают. Так что на «Океан» расчет плохой. Иное дело глубинка — дальние поселки, госпромхозы. Там в сезон дефицитная икра продается словно килька какая-нибудь — вразвес из больших бочек. Но и здесь своя сложность: обслуживает торговля только местных жителей, значит, нужно контакт найти. Да и знать к тому же надо, где его искать. Был, наконец, и третий путь к икре — через браконьеров. Однако и их надобно отыскать. Не ходят ведь они по улицам, не кричат «браконьеры мы, браконьеры». И на все нужно время. Время, которого и так не хватает в эти короткие прилеты домой. А ну как не успеешь, не достанешь, не найдешь?

Одним словом, волновало «Куркуля» отсутствие компаньонов. Впрочем, за ними дело не стало.

Характер выдержанный, спокойный

Через два с небольшим года после первых «стартов» на поприще спекуляции Авруцкий оказался на скамье подсудимых. А вместе с ним еще двое — уже упоминаемый Игорь Голубев и Виктор Гребешков.

Знакомство с Голубевым было давним — тоже лыжник, тоже защитник областной спортивной чести. Связывали ли раньше Игоря с «Куркулем» общие интересы, кроме спортивных, следствию выявить не удалось. Вообще, если верить характеристике, выданной Голубеву петропавловским объединением «Продтовары», где он трудился в должности старшего инструктора-методиста по производственной гимнастике, никаких «не тех» интересов у него и быть не могло: «К работе относится добросовестно, проявляет инициативу по внедрению нового, прогрессивного (?) в спорте, обладает организаторскими способностями... Умеет повести за собой товарищей... Характер выдержанный, спокойный...»

Читаешь эти чеканные строки, и как-то сам собой вспоминается «голос за кадром» в популярном телесериале. Поневоле возникает ощущение, что автор их тоже находился под впечатлением этого голоса и в результате перепутал время и место действия...

Что же до «умения повести за собой товарищей», то на следствии Голубев от него всячески открещивался — сам, дескать, попал под влияние, пошел на поводу, «за что, — как сказано в одном из написанных им собственноручно объяснений, — раскаиваюсь в своем действии относительно закона и собственной совести».

Раскаяние — дело важное, тем более что речь идет о молодом парне, у которого если не вся, то большая часть жизни еще впереди. Жаль только, что пришло оно к Голубеву после ареста. А до того мотался он по поручению Авруцкого, да и по собственной инициативе по городам и весям, скупал икру (всего на суде ему насчитали больше 180 кг!), отвозил и отправлял ее в Киев.

Только ленивый не ворует…

Вспомним последний, несостоявшийся вылет Игоря Голубева на материк. Из багажа у него было извлечено 510 баночек с икрой. Баночек! Скупить такое количество икры в магазинах, где на руки продают по 4-5 баночек, возможным не представляется. Авруцкому, правда, удавалось покупать и больше положенного — выстраивал в очередь мальчишек, которым платил по рублю «сверху». Но и это давало плюс 20-30 баночек, а никак не полтысячи. Следствие совсем уж было собралось поискать каналы «сотрудничества» преступной группы с работниками «Океана», однако экспертиза на корню «зарубила» эту версию: баночки оказались самодельной закатки. Ну что ж, одни консервируют на зиму яблоки, другие закатывают огурчики, а третьим, как выясняется, милей икра. На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет. И все было бы замечательно, если бы не одно прискорбное обстоятельство: баночка № 22, в которую закатывалась икра, нигде и никогда в продажу не поступала. Так в поле зрения следственных органов попала Петропавловская жестянобаночная фабрика (ЖБФ).

Из протокола допроса И. Голубева:

— Понимали ли вы, что, проникая на территорию фабрики, вы похищаете государственные материальные ценности?
— Я боялся, что это не положено, понимал, что ящики берутся с территории завода, но о том, что это — хищение государственных ценностей, я не думал.

Ящики с баночками и крышками, о которых шла речь, не установленные следствием работники ЖБФ по указанию Голубева вынесли с территории за две бутылки водки.

«Боялся, но не думал», «догадывался, но не знал», «предполагал, но не осознавал». Что это — неуклюжее вранье в попытке уйти от ответственности? Детский лепет взрослого человека с незаконченным высшим образованием? Преступное легкомыслие? Может ли нормальный человек не отдавать себе отчета в том, что взять фабричные ящики — это значит украсть? Как ни парадоксально, но может. Некоторый свет на причины этого удивительного явления проливает акт ревизии жестянобаночной фабрики, проведенной по указанию следствия.

«...Хищение банки и крышки № 22 практически может производиться на любом этапе производства и со склада готовой продукции... Досмотр выезжающего с территории фабрики транспорта производится формально либо вообще не проводится... Ограждение фабрики отсутствует...»

Хочешь — тащи ящики с банками днем, хочешь — ночью. Хочешь — направо, хочешь — налево. Хочешь — пешком, а хочешь — так грузовик загоняй. Впрочем, нельзя сказать, что борьба с расхитителями на ЖБФ совсем не велась. Велась. Из документов следует, что при попытке вынести баночки было задержано десять человек. Очевидно, самых нахальных — они шагали с ящиками в руках прямо через проходную.

А теперь немного арифметики. Банка № 22 стоит 6 копеек, а крышка к ней — 2 копейки. Между тем, по данным того же акта ревизии, при такой мизерной стоимости интересующей нас тары на складе готовой продукции ЖБФ была обнаружена ее недостача 7400 рублей.

Возьмите, уважаемый читатель, листок бумаги и карандаш, поделите рубли на копейки, и в результате вы получите количество баночек с «левой» икрой, отправившихся за отчетный период с Камчатки на материк.

Паутина

Виктора Гребешкова к Авруцкому привело поначалу желание... приодеться. Дело в том, что за два предшествовавших описываемым событиям года Виктор несколько поотстал от моды, ибо в местах, где он находился, допускается лишь одна, единая для всех форма одежды. Теперь стремился наверстать упущенное. Ну, а «Куркуль»...

Рисунок Владимира Родина

Из перечня промтоваров, содержащегося в обвинительном заключении, можно было бы открыть приличный «фирменный» магазин. «Фирменный», потому что Авруцкий имел «фирму». Немецкие кроссовки и итальянские сапоги, американские джинсы, шотландские свитера, китайские пуховые куртки, японские магнитофоны... Для него не было ничего невозможного. Заказал знакомый модную куртку для своей девушки и получил из Киева такой вот ответ (орфографию сохраняю полностью): «Нащет Наташи не волнуйся такую куртку как у Людки я уже делал одной телки с нашего города...» И такого вот текста — без запятых, с ошибками в каждом слове — целая страница. И это писал студент-заочник Киевского института! Любопытно было бы взглянуть на его вступительное сочинение!

Но вернемся к фирменному магазину «Куркуля». Итак, в нем было все, что только способен пожелать современный молодой человек. Но цены! Киевские фарцовщики полопались бы от зависти, если бы узнали, какие цены заламывал на родине «Куркуль». Причем брал он за товары не деньгами — икрой по госрасценкам: килограмм — 20 рублей.

Из обвинительного заключения:

«...В сентябре-октябре 1984 года по указанию Авруцкого были обменены у неустановленных лиц на джинсовые брюки «Супер перис» и «Джордия клаб» соответственно 13 и 16 кг икры, на две пары кроссовок румынского и итальянского производства—10 кг икры, на 2 пары кроссовок «Адидас» и «Чемпион» — 12 кг икры, на спортивную сумку-башмак — 2 кг икры...»

Пуховик «Свен» был оценен в 20 кг, вельветовые брюки с рубашкой — 16 кг, японские кроссовки — в 7 кг... Последние обменные операции как раз и проворачивал Гребешков, отрабатывавший полученные в долг шмотки. В поселке Каряки сговорился с двумя парнями: по 15 кг икры за кроссовки, а в поселке Термальный — реализовал спортивный костюм... Эти договоренности на несколько сотен рублей приблизили «Куркуля» к достижению мечты, а Гребешкову добавили лишнюю статью — часть 4 статьи 208 УК РСФСР — приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем. Выменянная им икра была браконьерской...

Столько уже говорилось и писалось о том, что похвальное само по себе желание красиво и модно одеться должно иметь какие-то тормоза, моральные ограничители, что лишний раз возвращаться к этой теме даже как-то неловко. Но приходится.

В последнее время, когда речь все чаще заходит о борьбе с нетрудовыми доходами и, в частности, со спекуляцией, нет-нет, да услышишь, что ставить спекулянта на одну доску с грабителем или хулиганом все же не следует. Аргументы при этом выдвигаются примерно такие: спекулянт не требует выбора: кошелек или жизнь, не бьет по лицу, не покушается на честь и достоинство, а всего лишь вежливо предлагает приобрести у, него остродефицитный товар. Цена выше государственной? А не хотите, так не берите.

Слушаешь эти речи и невольно вспоминаешь «Куркуля».

Была у него заветная мечта — скопить двести тысяч. Непривлекательная по нынешним временам мечта, я бы даже сказал атавистическая. Однако, в конце концов, его это дело.

Но вот молодой человек переходит от мечтаний к делу, которое изначально носит противоправный характер. И втягивает в него других людей, готовых ради «шмоток» пойти на преступление. И вот уже везут через границу на продажу модные штаны Энрике и Мохаммед. Везут для «Куркуля». Тащит в аэропорт полтысячи «левых» банок Голубев. И тот сержант милиции, без взвешивания пронесший голубевский багаж в центнер весом (для справки: каждый килограмм дополнительного багажа обходится пассажиру на трассе Петропавловск-Камчатский — Москва в 1 рубль 94 копейки) и с позором выгнанный из органов внутренних дел — он тоже «куркулевская» находка: купил у него кроссовки за сто рублей и еще считал себя обязанным как-то отблагодарить.

Как паук плел свою сеть «Куркуль», опутывая ею все новые и новые жертвы. Вот уже бьются в ней «модник» Гребешков, и браконьеры из Каряков и Термального, и работяги-алкаши с жестянобаночной фабрики. И работники госпромхоза, закупавшие для Авруцкого килограммами икру, и мальчишки, выстаивавшие за рубль очередь в «Океане», и парни, закатывающие икру в краденые банки. И все они оказались падки на «фирменные» шмотки.

«Куркуль» бил без промаха.

На одном из допросов следователь поинтересовался у Гребешкова: «Как вы считаете, если бы тем парням в поселке Каряки вы предложили не пуховик, а деньги, они бы согласились добывать для вас икру браконьерским способом?» «Не уверен», — ответил Гребешков.

И я не уверен. Ведь именно безобидные кроссовки — элегантные, модные, удобные — оказались звеном, замкнувшим преступную цепочку.

Кстати, «Куркуль» — это не литературный домысел автора. Действительно, произошел удивительно редкий случай: детская кличка осталась при хозяине. Проходили годы, менялось окружение, а кличка шла вместе с Авруцким по жизни. А еще точнее, вела его по жизни. К закономерному и неизбежному финалу.

Помни, Ваня...

Вернемся еще раз к разговору о степени социальной опасности спекулянта. Помните: не грабит, не хулиганит, на честь и достоинство не покушается...

Среди ближайших подручных Авруцкого вместе с Голубевым и Гребешковым числился еще некто Ваня. Ваня, только что вступивший в совершеннолетие.

Отношения чисто человеческие у них с Авруцким существовали давно: росли по соседству. Разница в возрасте, конечно, ощущалась — Ваня, как и положено младшему, смотрел на спортсмена Юру снизу вверх, почтительно... А отношения деловые начались с того, что в один из своих прилетов в Петропавловск-Камчатский Авруцкий заболел и попал в больницу. Узнав про это, Ваня по старой памяти отправился его навестить. Поговорили о том, о сем, про детские шалости. Как-то, между прочим, Ваня пожаловался, что никак не может достать кроссовки (опять кроссовки!), без которых нынче, как известно, и человек — не человек. И тут «Куркуль» сделал жест вовсе не куркульский, а, наоборот, почти что королевский — взял да подарил Ване собственные кроссовки. Правда, порядком ношенные, но зато фирменные и, главное, задаром. А взамен, впрочем, нет, не взамен, а одновременно, просто к слову пришлось, попросил Ваню оказать ему пару мелких услуг. Так Ваня занял предназначенное ему место в паутине. И начал в поте лица отрабатывать стоптанные кроссовки — менять привезенные «Куркулем» шмотки на икру. 63 килограмма наменял в рекордно короткие сроки. «Куркуль» поблагодарил, пригласил Ваню к себе в Киев. С икрой, разумеется. Обещал, что там, в златом граде, ждут Ваню и новые кроссовки, и другие разные «сюрпризы».

Ваня, действительно, поначалу собирался в Киев. А потом, хоть и был самый молодой в компании, а здравого смысла проявил больше всех. Начал Ваня задумываться, то ли он делает, что нужно. Пока размышлял, от Авруцкого пришло поторапливающее письмо. Вероятно, не стоило бы уделять так много внимания эпистолярному творчеству «Куркуля», если бы не одна фраза.

«Помни, Ваня, — проникновенно писал «Куркуль», — держи язык за зубами, иначе вырву. Жду с нетерпением. Пустой приедешь — живой не доедешь».

«Помни, Ваня, пустой приедешь — живой не доедешь». Ни следствие, ни суд эту фразу в вину Авруцкому не вменяли. Бесполезно — сразу отговорится, скажет — шутка. Но в каждой шутке есть, как известно, только доля шутки. Кто знает, как низко успел упасть «Куркуль»? Ведь падал он уже давно. Во всяком случае, для Вани это письмо оказалось решающим — он пришел с повинной. С учетом чистосердечного раскаяния, помощи, оказанной следствию, юного возраста обвинение против Вани не было выдвинуто. И это, безусловно, хорошо. Но помни, Ваня, уже даже не шаг — шажок отделял тебя от края пропасти.

...Гребешкова взяли дома вместе с приготовленной к отправке икрой, машинкой для закатки баночек, остатками «фирменных» шмоток на обмен. Голубева — с партией икры в аэропорту, Авруцкого — в Киеве. Первый получил пять лет, второй — шесть, «Куркуль» — восемь лет лишения свободы. У всех троих приговоры с дополнительным наказанием — конфискацией имущества. Так что заветной мечте «Куркуля» не суждено осуществиться.

Сергей Александрович
1987 год