Мы рождены, чтоб сказку сделать страшной

«Через пятьсот лет на Земле останутся только стоячие места», - сулил Вернер фон Браун, главный конструктор «Фау-2» еще в ту пору, когда нас было на пару миллиардов меньше. Перенаселение Земли - проблема, встающая перед человечеством все острее с каждым веком, а теперь уже - с каждым годом. Демографы бессильны: они пытаются поверять алгеброй проблему, изобилующую парадоксами. Но там, где попадают впросак точные науки, чувствуют себя как рыба в воде науки естественные. «Человек - лишь один из многих видов на планете, а в животном мире перенаселение - обычное дело», - объясняет доктор биологии, главный научный сотрудник Зоологического института РАН Виктор Дольник. Вопросы задает Ирена Полторак

Мусорщики на свалке

В чем причина нынешнего демографического взрыва, Виктор Рафаэльевич? Казалось бы, сегодня мы имеем столько способов занятно убить время, сколько не было двести лет назад. А судя по цифрам рождаемости, мы и теперь выбираем секс!

Демографический взрыв - явление не сегодняшнего порядка. Планета уже не раз и не два проходила через подобные всплески - и ничего. Демографический взрыв случается всегда, когда увеличивается емкость среды обитания.

А что это?

Увеличение емкости среды - это освоение новых видов пищи, новых источников энергии, новых приемов выживания. В настоящий момент известно три глобальных периода повышения численности людей на планете. Первый случился в конце плейстоцена, 40 тысяч лет назад, когда человек, исконно питающийся падалью, вдруг рискнул перейти в другую, не предусмотренную для него природой нишу и стал охотником. Это сильно расширило его рацион, человек стал соваться туда, куда раньше не захаживал, и рожать куда больше детей, чем прежде. А еще человек стал милосерднее. Охота на крупных животных требует полной уверенности друг в друге, взаимной страховки и выручки. Период, когда люди были собирателями и трупоедами, не оставил за собой ни одного скелета человека со сросшимся переломом ноги: неспособного идти бросали и он погибал. И только с периода Великих Охот начинают попадаться скелеты со следами заживших травм - значит, раненых уже выхаживали. И совсем трогательная находка этого периода: захоронение юноши-карлика, страдавшего такими уродствами скелета, что он являлся для группы только обузой. Однако ж таскали его с собой, возились, раз дожил до 17 лет.

Второй демографический взрыв произошел 10 тысяч лет назад, когда человек открыл земледелие. Оно началось с такой примитивной догадки, как огораживание плодоносных деревьев, чтоб не подпускать к ним других видов - конкурентов.

А кончилось тем, что человек впервые получил уверенность в будущем: посадки есть, он прокормится сам и прокормит детей. Это спокойствие сразу же привело к резкому увеличению численности людей в 20-30 раз. Кстати, о земледелии - не могу не привести любопытные цифры. Ученые задались вопросом: как широко распространены гены, нужные для занятий сельским хозяйством? Оказалось, в полном наборе ими обладают всего пять процентов населения! Это объясняет давно известный парадокс: пока в стране земледелием занимаются 50-80 процентов людей, урожаи невысоки. Но они сразу начинают увеличиваться по мере того, как менее приспособленные к этому занятию работники уходят с земли. Когда же пашня остается в руках пяти процентов - страна не знает, куда девать урожай.

Ну а третий демографический взрыв случился несколько сотен лет назад - его повлекла за собой промышленная революция, позволившая резко увеличить площадь обрабатываемых земель и урожайность. Этот период не закончен, он продолжается в наши дни, так что «демографический взрыв» - не слишком корректное название. Логичней было бы назвать это демографическими скачками. Вот как они выглядят в цифрах: своего первого миллиарда человечество достигало миллион лет. Второй миллиард людей прибавился за 100 лет. Третий миллиард - за 40 лет, четвертый - за 15 лет и так далее.

Но если демографические всплески сопровождают нас периодически, то, может, и нет никакой проблемы? Как определить - нынешних 6,8 миллиарда людей на планете - это много или мало?

Экологи могут дать точный ответ. В биосфере действует простой закон: должна соблюдаться взаимосвязь между размерами тела видов, потребляющих органическую пищу, и их численностью. Главную роль в биосфере играют мелкие организмы: бактерии, грибы, простейшие. Это основные потребители продуктов на Земле. За ними идут мелкие животные: черви, моллюски, членистоногие. На диких позвоночных животных - земноводных, пресмыкающихся, птиц, млекопитающих - предусмотрен 1 процент продукции биосферы.

А мы-то где?

В этом одном проценте. И мы, и наши домашние животные. Отсюда следует, что человек должен потреблять еще меньше, чем 1 процент продукции биосферы. Но если подсчитать то, что мы и наш скот потребляем на самом деле, получится 7 процентов.

То есть мы хапаем лишнее!

Да, и причем давно. Чтобы мы потреблением не нарушали грубо законы биосферы, нас на планете должно быть 200 миллионов. Ровно столько народа было в начале нашей эры: две тысячи лет назад. С тех пор мы превысили эту норму в 33 раза.

Но если мы начали перенаселять Землю еще двадцать веков назад, то почему давно не наступил большой кирдык?

Потому что за счет своего интеллекта мы научились изменять емкость среды. Стали извлекать энергию из мусора, который копился на Земле миллионы лет - он и служил долгое время источником нашего прогресса. Уголь, нефть, газ, минеральное сырье - это ведь просто-напросто не утилизированная вовремя грязь прошлого. В сбалансированной природной ситуации все результаты жизнедеятельности одного вида устраняются другими: навоз растаскивают насекомые, окончательно перерабатывают бактерии и грибы. А вот если баланс нарушен, то загрязнения накапливаются. Залежи каменного угля - это огромные скопления погибших деревьев, стволы которых не успевали перерабатываться в ту эпоху, когда они погибли. В наше время по той же причине образуются торфяники.

Так мы - мусорщики! Живем на глобальной свалке Земля и тоже утилизируем отходы чьей-то жизнедеятельности. Это ли не полное согласие с природой?

Да, но сами мы оставляем мусор, который последующим поколениям не пригодится и который биосфере уже не переварить. А потому она начинает делать все возможное, чтобы убрать нас с планеты. Или сократить до того мизера, когда мы не сможем гадить так сильно.

Тут кто-то лишний

И какие же козни способна подстроить биосфера человеку?

Это не козни, а довольно честная борьба. Сначала биосфера предупреждает о том, что мы в преддверии коллапса, который снизит нашу популяцию. Такими тревожными звоночками являются внешние проявления, поведенческие программы, которые включаются при перенаселении у животных. А теперь включились и у нас. Во-первых, это агрессивность, которая всегда учащается при увеличении плотности популяции и является важным сигналом о неблагополучии данного вида. Она проявляется разнообразно: растут стычки, возникает субъективное ощущение, что нас слишком много и кто-то лишний. В популяции увеличивается доля особей, попавших в состояние стресса и невроза. Сигнал «тут кто-то лишний» запускает имеющуюся почти у всех видов инстинктивную программу: найди своих, отделись от чужих и вместе со своими прогони чужих.

В Латвии это очень актуально. Лозунги о том, что «оккупанты должны уехать» в последнее время усилились.

Это действие той самой животной инстинктивной программы. В благополучной обстановке все друг к другу относятся мирно, а при перенаселенности или кризисе любого иного толка она сразу включается.

Второй тревожный звонок: при высокой плотности отключаются врожденные запреты - не посягать на то, что принадлежит другим. Агрессивные особи начинают нарушать границу участков соседей, отнимать пищу, гнезда, норы. Подавленные особи отнять не могут и потому пытаются похитить незаметно, чего раньше не делали. У людей это называется грабежи и воровство - заметьте, что их число всюду резко пошло вверх.

Третье: кто наблюдал избыточные скопления чаек, тот видел, как странно они себя ведут. В то время как некоторые птицы пытаются ловить рыбу, остальные бесцельно держатся на воде. Но стоит кому-то поймать рыбешку, как поднимается страшный гвалт, все взлетают и гоняются за бедной добытчицей, пока кто-нибудь не отнимет. Тогда гонятся за отнявшим, и все повторяется. Комфортность, качество жизни популяции в результате такого изменения поведения падает быстрее, чем растет ее плотность. Подобное поведение проявляется и у людей при избыточном скоплении (перенаселении) - в форме забрасывания продуктивного труда, изъятия продуктов труда у тех, кто сохраняет еще способность трудиться, и бессмысленного дележа на крохи отнятого.

Стопроцентно наша ситуация: сегодня государство не думает, как создать рабочие места, а пытается отнять у тех, кто сохраняет способность трудиться.

Есть и четвертое внешнее проявление - у подавленной части популяции резко снижается забота о своей гигиене и сохранении в чистоте мест обитания. Это хорошо заметно у голубей зимой: на одном и том же месте кормятся доминантные красавцы с ухоженным оперением - и грязные, озябшие, растрепанные птицы. Голубю нужно всего один час в день, чтобы содержать оперение в порядке. Неужели эти несчастные его не имеют? Нет, время есть, но желание пропало. Именно такие подавленные, опустившиеся животные становятся носителями и распространителями паразитов и инфекций в популяции. Они способствуют вспышке эпизоотий, а с ней и сокращению численности.

У людей при скученности и недостатке пищи тоже появляется большое количество опустившихся личностей: мы называем их бомжами. На них плодятся вши, разносящие в популяции многие заразные болезни. За время Первой мировой войны вши унесли больше человеческих жизней, чем оружие.

Весь описанный комплекс изменения поведения преследует одну цель - при угрозе избыточной численности расслоить популяцию на часть, оставленную пережить коллапс, и часть, обреченную на вымирание. Если вы подкармливали зимой синиц за окном, то, вероятно, не раз наблюдали, что доминант не подпускает подчиненных птиц к кормушке, прячет корм в щели, иногда даже как бы купается в нем, разбрасывая его из кормушки крыльями. Словом, он делает все что может, чтобы более слабые особи начали голодать. В результате такого странного поведения доминантов популяция разделяется на тех, кто отлично перезимует, и тех, кого обрекают на голод. Причем обрекают заранее, когда при равномерном распределении пищи хватило бы всем.

Только упрямец не согласится, что описанный механизм ограничения численности срабатывает и в людских популяциях. Как и многие биологические механизмы, он, с нашей точки зрения, беспощаден и жесток. В такие периоды общество обычно вводит жесткий контроль за распределением. Но, вводя контроль, оно тем самым действует в рамках все того же механизма, ибо разделяется на тех, кто распределяет, и тех, кому распределяют...

А мы пойдем на север!

Ну хорошо, а если мы не внимаем этим предупреждениям?

Биологи знают массу вариантов, как жестко биосфера может взяться за регуляцию численности слишком расплодившейся популяции. Есть виды, для которых главный регулятор - это хищники. Если добычи много, хищники хорошо питаются, быстро размножаются и пожирают все большую часть популяции-прокормителя. Истребив ее, коллапсируют сами - вымирают от бескормицы. Жертвы вновь размножаются, вслед за чем повышают свою численность хищники. Цикл повторяется бесконечно. Но все дело в том, что нам хищники не страшны уже много тысяч лет. В отношении человека этот способ регуляции не работает. Поэтому биосфера применяет к человеку другой механизм, который регулирует численность и у грызунов - эпидемии. Стоит, например, кроликам слишком расплодиться, как буквально из ниоткуда возникает и распространяется эпизоотия - массовое заражение. Оно сокращает популяции в десятки и даже в тысячи раз. Для грызунов эпизоотия - обычный регулятор численности.

До какого-то момента этот регулятор без сбоя функционировал и в отношении человека. Стоит вспомнить эпидемию чумы 14 века, которая за два года сократила вдвое население Европы. Но вся закавыка в том, что благодаря интеллекту мы научились бороться с эпидемиями, и им уже не удается проявить свою сокрушительную силу. Биосфера придумывает все новые смертоносные вирусы, чтобы включить этот механизм в должной мере, увеличить смертность и ввести нашу популяцию в состояние коллапса. Ну а мы, в свою очередь, изобретаем новые вакцины или способы продлить срок жизни заболевшим. Тем не менее аналогии с животным миром говорят о том, что у биосферы и сейчас хватает средств для воздействия на любую популяцию. Например, есть такой удивительный механизм: у находящихся в стрессовом состоянии животных родятся потомки, у которых реализуется альтернативная программа поведения. При хорошей жизни она заблокирована, а тут - просыпается. Это хорошо видно на примере саранчи. В благоприятных условиях саранча живет по территориальному принципу; каждый самец рьяно охраняет свой участок. Но если плотность популяции стала слишком высокой и чужие самцы часто вторгаются на территорию, саранча откладывает яйца, из которых выйдет «походное» потомство. Это можно вызвать экспериментально: достаточно расставить на участке много маленьких зеркал, и самец будет конфликтовать со своими отражениями.

«Походные» потомки утрачивают тягу к территориальности. Они собираются вместе, их стаи растут, достигают огромных размеров и начинают куда-нибудь двигаться. Покинув территорию своей популяции, они слепо вторгаются в другие области, не разбирая - пригодна территория для жизни или нет. И в конце концов погибают. Сходно ведут себя лемминги - зверьки, похожие на хомяков. Они тоже очень агрессивно защищают свою территорию от других леммингов: встают на задние лапки в угрожающую позу, наскакивают, пытаются укусить. Однако раз в несколько лет, когда численность леммингов в каком-нибудь районе возрастает до критических пределов, молодые самцы неузнаваемо меняют свое отношение друг к другу. У них появляется неодолимое стремление сбиваться в громадные косяки, колонны, толпы и двигаться с гор в долины. Не разбирая пути, лемминги как безумные кидаются преодолевать водные преграды, где многие тонут, пересекают автомобильные трассы, где их массами давит транспорт. Бывает и так, что стадо подходит к берегу моря, тогда напор сзади идущих зверьков сталкивает передних в воду. Если кто-то добирается до менее заселенных предгорий, то образует новые оседлые колонии. Но большая часть путешественников гибнет.

Это называется программа нашествия - она заложена в очень многие виды млекопитающих и птиц. Цель: выбросить за пределы переуплотняющейся популяции избыточное молодое поколение. Поэтому включившаяся программа «великого похода» одновременно блокирует в животном чувство самосохранения: участники нашествия не боятся погибать, особенно коллективно. У людей в сходных условиях молодежь тоже образует группы, порой превращающиеся в очень агрессивные орды, которых легко увлечь куда-то двигаться и что-то совершать, обычно разрушительное. История знает массу таких примеров. Аналогия между походами животных и нашествиями орд варваров очевидна.

Не заменяйте детей львятами

А менее драматичные формы регуляции численности у биосферы есть?

Есть - коллапсирующие скопления. В условиях обострения ситуации часть особей вдруг утрачивает интерес к борьбе за территорию, иерархический ранг и снижает агрессивность. Тогда преобладание получает альтернативная агрессивности программа - сближения, объединения. Такие особи собираются в плотные группы, которые либо кочуют, либо просто держатся на одном месте. Они или совсем не размножаются, или размножаются очень ограниченно, меньше, чем нужно для воспроизводства. У насекомых описаны самые яркие случаи: коллапсирующие группы перестают даже питаться!

Чем же они заняты день-деньской, если не едят и не размножаются?

Вы удивитесь - общением. У таких коллапсирующих групп животных и насекомых общение становится главным занятием, причем в гипертрофированной форме.

Так это же современное интернет-сообщество!

Я бы сказал иначе - это город. У людей скучивание принимает несколько форм, но самая мощная из них - урбанизация, собирание в городах. И вот что интересно: чем больше город, тем ниже плодовитость его обитателей. В мегаполисах плодовитость горожан во втором поколении падает настолько, что не обеспечивает воспроизводство. Так было в Древнем Риме времен империи, так происходит и теперь повсюду - от Нью-Йорка и Мехико до Москвы, Санкт-Петербурга, Токио и Сингапура. Урбанизация, сопровождающаяся коллапсированием в городах, - самый естественный, самый простой и безболезненный путь снижения рождаемости в современном мире и в мире будущем.

Для социолога или демографа это неожиданный вывод. Но биолог знает, что агрегация (скопление) всегда ведет к снижению плодовитости у многих видов животных. Так что города, с какой бы целью они ни возникали, попутно срабатывают для людей как коллапсирующие агрегации. Наконец, у биосферы есть еще такой мягкий способ снижения численности популяции - изменение брачных отношений и отношения к потомству. Это выглядит так: в слишком разросшейся группе потомство неожиданно перестает быть главной ценностью для ее членов. Они начинают избегать размножения, откладывают яйца куда попало, снижают заботу о потомстве и даже умерщвляют его и пожирают. Лишенные родительской заботы, детеныши вырастают нерешительными и агрессивными, испытывают затруднения в образовании пар, устойчивых семей не образуют, в свою очередь плохо заботятся о собственном потомстве. Рождаемость падает, а смертность растет.

Сходные феномены наблюдаются и в неблагополучных человеческих популяциях. Одно из таких проявлений - эмансипация женщин, известная из истории многих цивилизаций. Вспомните указы цезарей, призывавших древних римлянок рожать детей, не заменять их собачками, ручными львятами и обезьянками. Призывы, видимо, безрезультатные, раз их приходилось повторять вновь и вновь. Эмансипация последних ста лет привела к резкому увеличению матерей-одиночек. Они довольствуются малым числом детей, их плодовитость обычно вдвое ниже состоящих в браке женщин. Ну и высшее проявление эмансипации: феминистки, которые склонности к потомству лишены вообще. Вот вам самый безболезненный путь снижения рождаемости.

То есть феминистки убеждены, что это они так замечательно все придумали, а на деле это биосфера регулирует людскую численность?

Ну, если все сильно упростить, то да.

Значит, феминистки и спасут наш мир от демографической катастрофы?

Вряд ли. Беда человека в том, что, с одной стороны, он вид с самой медленной сменой поколений, а с другой - способен очень быстро менять биологическую емкость среды. Поэтому на отдельных этапах стремительного развития человечества регуляция численности отстает от того, что требует среда. Экологический и демографический кризис - глобальное явление, к которому одни популяции уже готовы, а другие находятся еще в состоянии демографического взрыва, и продолжаться он может дольше того времени, что отпущено темпами деградации среды обитания.

Не спасает даже кастрация

Это вы, очевидно, про страны Азии? Цифры потрясают воображение: каждые сутки мы прирастаем новыми младенцами, из которых 57 процентов приходятся на Азию, 26 процентов - на Африку, 9 процентов - на Латинскую Америку. А вот на развитые страны Европы и на США остаются жалкие 5 и 3 процента. Ну почему бедные государства, где детей кормить нечем, рожают так много, а богатые - так мало? Где логика?

Да, стремительный рост населения в Китае, Индии, Индокитае, Ближнем Востоке и Латинской Америке создает впечатление, будто нехватка пищи и голод стимулируют рождаемость - как бы против всех биологических законов. Этот парадокс ставит в тупик демографов. Но для биолога здесь нет ничего необъяснимого. Нет такой зависимости: бедные народы рожают много, богатые - мало. Эскимосы и прочие северные народы всегда жили трудно, их вряд ли назовешь богатыми, верно? Однако рожали они традиционно мало. Почему? Да потому что на самом деле действует другая зависимость: рождаемость в группе зависит от детской смертности. Эта смертность у северных народов всегда была невысока: изолированные от крупных людских сообществ, они не знали эпидемий.

В Китае крайне жесткая программа искусственного ограничения рождаемости дала ничтожно малый результат, который был полностью снят вспышкой размножения, последовавшей сразу за прекращением ограничительной кампании.

Народы Китая, Индии, Африки и Латинской Америки еще недавно имели невероятно высокую детскую смертность. Эти народы встали на путь НТР последними, вдобавок не сами идут по нему, а заимствуют его плоды, причем быстро и не в той последовательности, в какой они были открыты. Так, в Европе вакцинация от оспы была начата в 18 веке - и понадобилось двести лет упорных поисков, чтобы последовательно победить дифтерит, скарлатину, туберкулез, корь. Полиомиелит одолели всего двадцать лет назад! Детскую смертность в Европе снижали на протяжении двух веков, за это время рождаемость пришла в полное с ней соответствие. Младенцы, слава богу, больше не умирают - вот почему в Европе сегодня рожают так мало.

Ну а в развивающихся странах всеобщая вакцинация снизила эту смертность за несколько лет. Вчера еще, как и тысячи лет назад, на 6-11 детей в семье умирало 4-9, а сегодня большинство живы. Высокая рождаемость, вчера жизненно необходимая в таких популяциях для компенсации высокой детской смертности, вдруг стала избыточной. Но рождаемость - не смертность, ее не изменишь прививками в одночасье. Она контролируется биологическими механизмами, очень сложной популяционной системой, поддержанной бытом, традициями, религией. Популяции требуется несколько поколений, чтобы привести рождаемость в соответствие с новым уровнем смертности. И в течение этих лет будет происходить демографический взрыв, даже если он невыгоден популяции, даже если он обгоняет рост продуктов питания и делает ее еще беднее.

Развитые народы не могут осуждать развивающиеся за демографический взрыв: они сами его спровоцировали, дав, пусть и из самых лучших побуждений, сильнодействующее лекарство в лошадиной дозе.

Но есть и другие программы - по снижению рождаемости.

А вы знаете примеры, когда бы эти программы срабатывали? Ни программы по снижению, ни программы по увеличению рождаемости никогда не работали. Численность французов стабилизировалась около ста лет назад. С тех пор в стране неоднократно проводили кампанию по стимуляции рождаемости. Были и призывы, и запугивание отстать от других народов, и материальные стимулы, и уголовная ответственность за аборты, и запреты на противозачаточные средства - а французов все столько же. И наоборот: не дали результата и попытки снизить рождаемость у народов, находящихся в состоянии демографического взрыва. В Китае крайне жесткая программа искусственного ограничения рождаемости дала ничтожно малый результат, который был полностью снят вспышкой размножения, последовавшей сразу за прекращением ограничительной кампании. В Индии дошли до внедрения массовой принудительной стерилизации мужчин, взрыв негодования привел к уходу в отставку Индиры Ганди. А цифры рождаемости остались прежними. Кстати, индийский пример показывает всю безграмотность творцов таких программ: они даже не понимают, что в популяциях плодовитость женщин не зависит от числа способных к размножению мужчин. Можно простерилизовать 99 мужчин из ста, но этот последний все равно будет способен оплодотворить тысячи женщин. Вот почему биологи против государственного вмешательства в регуляцию рождаемости. Это некомпетентное вмешательство в биологические популяционные механизмы. Из того, что каждый человек может контролировать свою плодовитость, еще не следует, что и на популяционном уровне все так же просто. Плодовитость популяции определяется популяционными механизмами, действующими помимо (а зачастую и вопреки) нашего коллективного сознания. Беда лишь в том, что в наше быстрое на перемены время они срабатывают медленно.

Тогда такой логичный вопрос: а можно ли сегодняшний глобальный экономический кризис расценить как попытку биосферы отрегулировать нашу численность нашими же руками? Говорят, что в животном мире при кризисе даже брачные танцы не танцуют?

Ну да, не до танцулек - при кризисе животные вообще перестают размножаться. Но ответить, является ли биосфера настолько мыслящим организмом, чтобы подстроить экономическую ситуацию - то есть действовать как гипотетический творец... Знаете, это уже вопрос не ко мне, биологу. Тут должен говорить философ.

Апрель 2009