СОТРУДНИК ЧК

Весна 1919 года. Белые войска рвутся к Киеву. Гул орудий слышен на Крещатике.

В один из таких дней председатель ВУЧК Мартин Янович Лацис вызвал к себе Ивана Судакова.

— Вот что, Ваня, придется тебе сдать комендантские дела и отправиться в дорогу. Повезешь в Москву золотой запас.

— Когда выезжать? — спросил Судаков.

— Послезавтра ночью. Подобрали тебе самых надежных товарищей. Восемь тонн золота вам доверяем. Дело нешуточное.

— Понимаю.

— Времени у тебя до отъезда достаточно. Сейчас познакомишься со своей бригадой. — Председатель снял телефонную трубку: — Пригласите ко мне чекистов, которых я вызвал.

«Бригадой» оказались три парня и девушка. Войдя в кабинет, они остановились у двери.

— Прибыли в ваше распоряжение, — отчеканил широкоплечий матрос.

— Проходите, товарищи, присаживайтесь, — пригласил Лацис. — Это командир вашей группы Судаков. А это, — он повернулся к Ивану, — твои помощники. Все они испытанные чекисты, участники операции на Куреневке.

— Федор Бахарчук, — крепко пожал Судакову руку моряк.

— Владимир Киселев, — представился синеглазый юноша в очках и студенческой фуражке.

— А я Зайченко Семен, — улыбнулся парень с небольшими прокуренными усами, в солдатской шинели.

— Даму я представлю сам, — сказал Лацис, поглаживая густую бороду. — Нина Светлова, по профессии медсестра. В случае чего — скорая помощь всегда обеспечена. Кстати, она не только медсестра, но и отличная чекистка. Троих бандитов собственноручно застрелила. Однако в предстоящей операции, товарищи, старайтесь обойтись без стрельбы. Кстати, тебя, Судаков, не удивляет такой малый состав охраны?

— По правде говоря, да.

— Вопрос о вашей численности долго обсуждался. Большинство членов коллегии высказывалось вначале за отряд. А потом сошлись на другом варианте — пять человек. Отряд не иголка, его в мешке не спрячешь. Труднее будет сохранить тайну. А ради золота, сами понимаете, враг на все пойдет. Вплоть до того, что крупное соединение выставит. Отряду все равно тогда не справиться. Основная надежда — на строжайшую тайну и, конечно, на вашу выдержку. В общем — счастливого вам пути! Постарайтесь доехать без приключений. В случае чего звоните или телеграфируйте.

Погрузку проводили ночью. Затяжной дождь разогнал и без того малочисленных прохожих. К банку поодиночке подъезжали автомобили, быстро загружались и, разбрызгивая лужи, мчались по строго установленному маршруту. Путь охранялся патрулями особого корпуса ВУЧК.

Вагон находился в одном из пристанционных тупиков. Судаков и его спутники быстро переносили по шаткому настилу намокшие брезентовые мешки.

— Последняя, — сказал Судакову чекист, сопровождавший автомобиль, в кузове которого громоздились ящики с драгоценными камнями и тюки с бумажными деньгами. — Больше машин не будет. Лацис просил пожелать попутного ветра. Будь здоров, браток.

К утру поднялся ветерок, разогнал толстую пелену туч. Солнце заблестело в лужах. Юркий маневровый паровозик — «овечка», натужно пыхтя, потащил вагон в хвост уже почти сформировавшегося эшелона. Так было решено заранее — ехать не возле головных вагонов, а позади, но не в самом последнем.

На вокзале многие разнюхали, что формируется эшелон, и начали загодя занимать места в вагонах. Кто-то пытался пристроиться к чекистам. Тогда Судаков вышел и мелом написал на двери крупными буквами: «Вагон арестованных».

Состав подали на станцию. И тут началось!.. Люди врывались в вагоны, сражались за тормозные площадки, за места на крыше, за все, к чему можно было прицепиться. Разумеется, рвались они и в вагон с золотом.

Вся группа, кроме Нины, вышла на патрулирование. Вид людей, перепоясанных пулеметными лентами, с винтовками через плечо, умерил пыл даже самых отчаянных.

Раздался последний гудок. Остались позади киевские окраины, мост через Днепр, пригородные деревушки в кольце садов.

Самой опасной была полоса «многовластия», которую терзали банды и шайки грабителей всех мастей.

На остановках непрошеные попутчики не раз пытались ворваться в вагон. Неорганизованные группы опасности не представляли. Труднее было, когда на одной из станций к Судакову и его спутникам привязалась довольно большая группа анархистов-максималистов или, возможно, выдававших себя за них бандитов.

Они подошли к вагону в тот момент, когда Судаков и его спутники отбивали натиск галдевшего людского вала.

— Ша! — крикнул одноглазый вожак в ярко-алом галифе и в черной рубашке, перепоясанной серебряным кавказским ремешком. — Кому я говорю «ша», паршивые гниды? — Он выстрелил в воздух из двух пистолетов и, размахнувшись, ударил в зад носком сапога бородатого дядьку.

От резкой боли тот завертелся и завыл:

— Ратуйте, люди добрые, убивают!

Выстрел мигом привел его в чувство, и он что было духу припустился вдоль состава.

— А тебя чего прихватило к месту, пентюха? — спросил атаман Судакова, преградившего ему дорогу. — Может, у тебя уши заложило или тебе двух «шпалеров» мало? А ну, тикай в сторону! Проверим, что там у тебя в вагоне.

— Назад! — проговорил Судаков и выхватил гранату. — Нельзя туда!

— Это кому нельзя? Это, может, нам нельзя? — с подчеркнутым удивлением спросил атаман. — Интересно, почему же это нам нельзя, а тебе можно?

— А ты разуй глаза, прочитай, для кого вагон, — сказал Судаков.

— Васька! — крикнул атаман. — У меня что-то глаза запорошило. Никак не разберу, шо он тут намалевал.

Рыжий Васька подошел поближе к двери и стал по складам читать надпись, сделанную мелом. Наконец он одолел слова и прочитал громко вслух:

— «Ва-гон а-ре-сто-ван-ных».

После небольшой паузы Судаков, улыбаясь, сказал:

— Вот как получу ордер на тебя, тогда милости просим. Обещаю, что обязательно посадим. Уважим от души. Самое лучшее место дадим.

— Так это же, братва, настоящий бим-бом. Первоклассный хохмач, — хмыкнув от неожиданности, сказал анархист. — Знаете, он мине даже нравится. Я даже с удовольствием разменяю на него обойму. Даже две обоймы. За хохмы и факт насилия над священной человеческой личностью.

Вполне возможно, что атаман действительно выпустил бы в Судакова пару зарядов, если бы не граната, которую держал в опущенной руке Иван. Анархист увидел, что из нее выдернута предохранительная чека. При такой обстановке у атамана в корне изменились убеждения. Согласно правилам анархистов одноглазый должен был всегда освобождать арестантов. Когда же дверь вагона слегка сдвинулась в сторону и в отверстие высунулось дуло «максима», его пыл окончательно остыл.

— Видали, граждане свободной России? — обратился он к своим компаньонам. — Чтоб меня разорвало пополам, если этим арестантам самим не нравится сидеть за решеткой. Иначе, чего себя караулят? Так холера с ними! Хай гниют в своем равелине! А ты запрячь в карман пушку, — добавил он, обращаясь к Ивану, и, повернувшись с достоинством, пошел вдоль состава.

Следом за ним потянулась вся шайка. Один из анархистов загорланил, остальные подхватили:

По улицам ходила

большая крокодила.

Ша-ша, ша-ша, ша-ша

ша-ша!

Она, она зеленая была!

Она, она не жравшая

была!

Она, она голодная была!

Она, она не выпимши

была!

— Шпана! — сурово глядя им вслед, сказал Судаков.

Он держал в руке еще не зачекованную гранату. При других обстоятельствах он вправил бы мозги нахальной банде. Сейчас служебный долг запрещал ему рисковать.

На одной из остановок Судаков решил позвонить Лацису. Несколько минут ждал, пока дадут Киев.

— Лацис у телефона. Слушаю вас.

— Это я, Судаков. У нас все в порядке. Едем, правда, очень медленно. На всех станциях подолгу стоим.

— Очень рад слышать, что все хорошо, — ответил председатель. — Но должен тебя огорчить, Иван. Дела далеко не так блестящи, как ты думаешь. Получены сведения, что в вашем эшелоне едут два агента белогвардейской контрразведки. Они попытаются завладеть ценностями. А у тебя ни мало ни много — восемь тонн золота. Будьте готовы ко всяким сюрпризам. В Киеве сегодня днем задержан агент деникинцев. При себе он имел телеграмму, посланную с одной из станций, где остановился ваш поезд.

— Что же написано в телеграмме?

— Сейчас прочту, слушай: «Едем по расписанию. У нас все спокойно. Высадка в условленном месте». Нет сомнения, это донесение о том, что операция идет по плану. Такого же содержания телеграмма послана в Брянск. Видимо, основные события развернутся именно в том районе.

— А задержанный шпион что-нибудь сказал?

— Почти ничего. Он связник. Должен был получить телеграмму и передать ее в условленном месте. Но резидент не явился: видно, узнал, что связник арестован. Задержанный знает мало. Ему известно только, что шпионы, едущие в вашем поезде, будут стремиться завладеть золотом с помощью кулацких отрядов где-то в районе Брянска.

Судаков вернулся в вагон, коротко сообщил о телефонном разговоре.

— А из вас никто не замечал подозрительного?

— Разве что я, да и то сущий пустяк, — отозвался матрос.

— Говори, что такое? — поторопил его Судаков.

— На предыдущей станции я отправился за водой. Смотрю — у поезда целый толчок организовался, пассажиры свои вещички на харч меняют. Против нашего вагона, шагах в пяти, двое торг ведут. Один, высокий такой дядя, рубашку на картошку обменивает. Все никак не договорится, в сторону нашего вагона посматривает.

— Запомнил ты этого человека?

— Да нет, не присматривался особо. Да и смеркалось уже.

— Вот те и на! А еще чекист. Вот что, товарищи. Смотреть надо в оба. Если что заметите, сразу поднимайте всех на ноги.

Кончили ужинать, стали готовиться ко сну. За окнами вагона проносилась темная степь. В печурке, потрескивая, догорали дрова.

— Товарищ командир, — внезапно вскочил Федор. — Разрешите мне по вагонам пройти. Может, встречу того человека, что рубаху продавал. А заодно узнаю, как у железнодорожников дела.

— Что ж, иди. Только долго не задерживайся.

Матрос стал пробираться к паровозу. Иван задремал. Последнее, что он увидел, — фигуры Володи и Нины у приоткрытой вагонной двери. Они смотрели на темную степь и на небо, усеянное гирляндами ярких крупных звезд, и говорили о чем-то своем. Судаков вспомнил, что познакомились они еще до революции, когда Нина училась на медицинских курсах, а Володя был студентом естественного факультета Киевского университета. Вместе ходили на революционные сходки, вместе стали работать в органах ЧК. «Хорошая пара. Пусть они будут счастливы», — мысленно пожелал им Судаков и задремал...

В третьем вагоне Бахарчука задержала внушительная очередь, собравшаяся возле туалета.

— Товарищ начальник, а товарищ начальник! Тут один заперся в туалетной и с полчаса не выходит. А из-за двери горелым пахнет, будто он там что-то палит.

Федор заглянул в щель. Действительно, из-за двери тянуло чем-то паленым, видны были отблески огня. Неизвестный, видимо, жег ветошь. «Может, он подает сигналы? — мелькнула мысль у Федора. — Поезд-то сейчас идет по бандитскому району».

Не успел он скомандовать, чтобы ломали дверь, как впереди захлопали выстрелы.

По эшелону били частым прицельным огнем. Вагон качнуло, поезд замедлил ход, остановился. Пассажиры насторожились.

В лунном свете Федор увидел всадников, скакавших вдоль железнодорожной насыпи и вовсю паливших из винтовок.

— Путь впереди разобран! Бандюги!

— Теперь будет делов!

— Та не бойтесь! В первую очередь постреляют комиссаров и чекистов, что арестантов везут.

Федор добежал до своего вагона, доложил о сигнальщике:

— Взять его не удалось. Хотели дверь ломать, а тут стрельба.

Темные фигуры всадников виднелись уже неподалеку, в голове состава.

— Пулемет к бою! — скомандовал Иван. — Пока не приблизятся, не стрелять.

Нина быстро заправила пулеметную ленту. Стали поджидать. Но нападавшие не спешили к ним. При свете факелов они хватали большие кожаные мешки, находившиеся в почтовом вагоне, вспарывали их палашами и штыками. Там были только письма.

Бандиты решили приняться за пассажиров и двинулись вдоль состава. Чекисты отворили дверь пошире.

— Огонь! — скомандовал Иван.

Пулемет зачастил. Нападавшие пустились наутек.

Из пассажиров Судаков организовал бригаду, которая за несколько часов отремонтировала развороченный путь, и состав двинулся дальше. Одно беспокоило чекистов: не был найден человек, который подавал сигналы.

Ночью, при подъезде к Брянску, паровоз остановился. Дежурство у вагона нес Володя Киселев. Вокруг все спали. Только впереди у паровоза слышались голоса — там набирали воду. Вдруг совхем рядом чекист услышал тихое лязганье. Присмотревшись, увидел темную фигуру человека, нагнувшегося у колеса. Очевидно, тот принял Володю за станционного рабочего и не обращал на него внимания.

— Стой, стрелять буду! — крикнул Киселев.

Человек побежал. В это время раздался свисток, и поезд медленно тронулся. Преследуемый уцепился за подножку и, с ловкостью обезьяны взобравшись по лестнице на крышу, стал убегать по вагонам к хвосту.

Володя дал предупредительный выстрел и побежал за ним следом. На крыше последнего вагона они столкнулись. Резким ударом враг попытался сбить чекиста с ног, но не смог.

Издалека послышался крик:

— Держись, Володя!

Друзья бежали на помощь. Киселев крепко обхватил противника и держал. Отчаянным усилием тому удалось вырваться. Выхватив из кармана нож, он нанес Киселеву удар в живот. Боль пронзила тело чекиста, поплыли в глазах оранжевые круги, но он снова обхватил неизвестного и держал, пока не подоспели товарищи. Судаков и Бахарчук повели его к себе в вагон.

Поезд остановился. Семен Зайченко и Нина спустили обмякшего Володю вниз и уложили на шинель. Люди плотно обступили их.

— Я, кажется, умираю, Нина, — шептал раненый. — Не удалось дожить до полной победы революции. А так хотелось! Чтобы был праздник, море огней... И ты со мной рядом...

— Не надо, Володя... Ты будешь жить, — говорила Нина, а у самой по щекам катились слезы.

— Нет, Нина! Возьми в кармане мою карточку. Это тебе на память... И будь счастлива. Матери напиши, что сын погиб за революцию.

Похоронили Володю тут же, в степи. Железнодорожники принесли несколько факелов из промасленной ветоши. При их свете выкопали могилу. На небольшом холмике положили серый камень, и Судаков мелом написал: «Владимир Киселев — красный чекист». Прозвучал прощальный залп. Поезд снова тронулся в путь.

Утром Судаков решил допросить преступника. Это был крупный высокий человек в сапогах и железнодорожном кителе, надетом поверх вылинявшей солдатской гимнастерки.

— Кто вы такой? — спросил у него Судаков.

— Русский офицер, борец за свободную Россию.

— Может быть, скажете поточнее? Учтите, если не будете отвечать, именем революционного народа мы вас расстреляем.

— Признание смягчит мою участь?

— Во всяком случае, отсрочит исполнение приговора до выяснения обстоятельств дела.

— Тогда пишите. И отметьте, что я говорю это добровольно. В поезде еще один человек. У него задание — взорвать весь эшелон.

— Кто подавал сигналы бандитам?

— Я. Еще в Киеве мне сообщили, что в районе Брянска поезд будет встречать отряд атамана Сокола. Я должен был сигнализировать, что это именно тот эшелон, в котором везут ценности.

— Как найти вашего сообщника в поезде?

— Он едет в пятом вагоне. Одет в рясу священника. У него с собой мина с часовым механизмом. По плану операции, в случае моего провала, а ему уже об этом, несомненно, известно, он должен поставить стрелки на определенное время и скрыться. Произойдет это, вероятно, на ближайшей станции. Торопитесь, иначе и вы и я с вами за компанию взлетим в воздух.

Судаков поднялся, подошел к Нине.

— Мы сейчас с Федором и Семеном в пятый вагон пойдем. А ты побудь здесь, постереги его. Он хоть и связан, но опасен.

— Ох, товарищ Судаков! Кабы была моя воля, я бы этого убийцу своими руками задушила, — на глазах у нее показались слезы.

— Не надо, Нина. Слезами горю не поможешь. А он свое получит сполна.

Добрались до пятого вагона. Поезд замедлял ход, приближаясь к станции. В тамбуре чекисты увидели невысокого плотного старичка с острым носом и седеющей бородкой. Черные волосы, тронутые на висках сединой, падали густыми длинными прядями на рясу. Выглядел он жилистым, крепким, необычайно подвижным для своих лет.

— Ваши документы, гражданин? — спросил его Федор.

— Отцом Сергием наречен при возведении в сан. А что касается документов, нет у меня при себе ничего. Бренным считаю все бумаги земные.

— И чего вы только к батюшке привязались? — зашипела старушка, стоящая рядом в тамбуре. — Он такой чистый, такой душевный. Всю дорогу говорил о спасении и о царствии божьем.

— Верю, мать, охотно, — ответил Судаков. — Как не верить, если он всех хочет в царствие божье переправить без пересадки. А сам на грешной земле предпочитает остаться. Ну вот что, гражданин хороший. Высадку на станции придется отменить. Офицер-то во всем сознался. Отвечай, батюшка, где мину с часовым механизмом спрятал?

— Ничего не знаю, ничего не ведаю, — вытирая пот со лба, проговорил «священник» — Воистину напраслину на пастыря божьего возводите.

Поезд тем временем подошел к станции.

— Граждане пассажиры! Попросим всех выйти из вагонов, — объявил Судаков — Где-то в поезде спрятана мина, которая с минуты на минуту может взорваться.

Масса людей высыпала на перрон. Пустой состав оттащили к выходным стрелкам, подальше от зданий. Лишь в пятом вагоне осталось двое: Судаков и священник.

— Напрасно упорствуете, батюшка, — говорил ему Иван — Отсюда вам никуда не уйти, вместе нам придется огненную смерть принять. А за последнее прегрешение господь вас не помилует.

Судаков достал из кармана часы, положил на стол. Секундная стрелка медленно обегала круг за кругом. Наконец, «священник» не выдержал.

— Хорошо! Скажу, где машина спрятана. Только вы запишите, что я добровольно признался...

Мину обезвредили.

— По вагонам! — раздалась команде.

Вновь застучали колеса. Вместе с чекистами в девятом вагоне ехали двое арестованных.

Прямо с вокзала Судаков позвонил в комендатуру ВЧК. За грузом выслали несколько автомобилей. Сдав прибывшим чекистам документы, арестованных и ценности, Судаков поехал на Лубянку, где помещалась ВЧК.

В комендатуре Судаков написал рапорт на имя Ф. Э. Дзержинского, где кратко изложил все, что случилось с ним в пути.

Э. Звоницкий

OCR и обработка PRETICH.ru

***