November 03 2024 00:35:45
Навигация
Последние статьи
· Кто вы - Жан Батист?..
· The Magic of Metal
· Бессмертие Вольфганг...
· The Bank of America:...
· 1974 - Soviet Foreig...
· Do professional voca...
· Vyacheslav Lemeshev ...
· Хоккей на траве
· 1782 год – премьера ...
· Непокоренная Сандуга
· Знаменитые архитекто...
· Лотос орехоносный
· Камчатка - гейзеры, ...
· Сухопутные войска Ис...
· Аварийность мирового...
Иерархия статей
Статьи » Мои » Все те же гады – часть вторая
Все те же гады – часть вторая

Все те же гады – часть вторая - повесть Михаила Дмитриенко

 

Часть 1 – Часть 2 – Часть 3 - Часть 4

 

Отец Илларион

 

На пороге в ореоле сияния предстал грозный и величественный Отец Илларион, с горящими глазами, с патриархальной (исторической) бородой, мягкими кудрями спадающей на праздничную рясу, со крестом ослепительно сияющим на толстой цепи, без сомнений литого золота! Блеск! Вид поразителен, преображение хмельного распутного попа Жорика в поверенного Творца, Господа и Спасителя феноменально! Фантастика или мираж? Мы встряхиваемся, как мокрые куры, и сразу нам становится ясно, что Бог есть - какие уж тут сомнения! Аксиома! За почти расстригой вдруг высветилась вся двухтысячилетняя мощь христианства. А это не шутка, даже если всё это время миллионы попов валяли дурака, нам не справиться с таким вселенским умопомрачением.

 

Отец Илларион царским жестом, полным величия, но и снизошедшего мудрого человеколюбия, простирает на нас громадную руку, и тень её покрывает нас. И мы уже христиане, православные и уже готовы каяться и подносить дары. Лишь завтра, сквозь головную боль мы перестанем быть новообращёнными и тень от руки отца Иллариона сравним с тенью мрачного средневековья, а эффект мгновенной веры спишем на театральность - на постановку, а всё её волшебство в яркой лампе дневного света за спиной блистательного актёра - христианнейшего и хитрющего попа. Пропаганда! Всякий мессия прибегает к эффекту рекламы; игре света и тени, необычайности помпезных одежд, слова, голос и т.п. Особенно поза надменного угнетателя над маленьким жёстко угнетённым существом - нависшая, поедающая, потрясающе воздействует когда угнетатель, вдруг, без всякой логики, без потребности, неправдоподобно демонстрирует человеколюбие и братство.

 

Хитрожопый поп в один миг превратил нас своим величием в маленьких, жалких, почти раздавленных бытием букашек и сам явил собой либо спасение нам, либо кару. Нет, не в его лице, в идее Бога.

 

Обманул, подлец!

 

Психология, выработанная веками действует наверняка! И многим даже нравится быть бессильным жертвенным ягнёнком. Большие дела в этом бизнесе проворачиваются, большие интересы больших людей присутствуют (так и вздрагивает рука, когда пишешь о таких больших людях, так и тянет больших писать с Большой буквы! Так, на всякий случай...).

 

Меж тем Жорик уселся за стол и успел уже залить томатной подливкой свою рясу, Глаша попыталась было его вразумить, но он её вмиг урезонил:

 

- Э, п..й на х.., б-ь е-у..я! - и всё это басом, на распев, величественно.

- Ну и у-сь, п-р божий! - так культурненько отрезала Глаша и, задрав юбку, к нашему удовольствию, сделала неприличный жест рукой - Нажрался!..

- Исчадие... - только и молвил на это батюшка.

 

Терпко пахнет сирень, я поглаживаю свои чёрные джинсы и украдкой поглядываю на крепкий Глашин зад. Да, хорошо бы её...

 

Холодно и мы перебрались в дом. За окошком невероятных размеров жёлто-золотая луна, где-то лают собаки, кричат вороны, а через улицу хохочут парни с девчатами. А мы-то надрались! Водка уже льётся просто так, не причиняя нам требуемого вреда. Отец Илларион разошёлся и вопит громовым басом о католиках, о бесах и ещё яростней звучит его речь о манне небесной. И не икнёт, не пискнет, не сорвётся в фальцет! Умеют же люди! "Свят, Свят, Свят!".

 

02.00. Наконец мы вырываемся и уже не помышляя о сожжении стихов, кое-как добираемся домой к Нортумберленду. Нам - спать. Наши дряблые и трескучие речи против Духа и Веры, мы - поэты и неформалы, против Жреца... Как всё это утомляет! И видно лжецов, видно дешёвку и гниду, но - расслабление, невесомость, бескровие...

 

И тут я понял, чем брал Гитлер.

 

11

 

- А ты чего помалкивал, воинственный оратор? - зло спросил меня Нортумберленд на следующий день, когда он провожал меня и мы зашли опохмелиться в распивочную - Жора, гнида! С шалавами спит.

- А что говорить, зачем? - через силу ответил я и, глядя сквозь поэта-аннигилиста, думал: "Вот ещё один... Была б проблема! Да на кой.. мне этот поп дался, на кой я этому попу? Вот дурак!".

- Бастион. Он, Костя, крепость. Не сдвинешь, только взрывать.

- Да-а... Пьёт он умело и болтает ловко. Даже шлюха и та – вот, мол, и здесь у меня порядок, стопудовый, во славу божью! Убедительно. Ко всей её... матери взрывать!

 

Константина, видимо, вчера батюшка сильно зацепил, ну я и молчу, и Костя помалкивает.

 

- Братушки, двадцаткой не спонсируете? - хрипит рядом с нами мерзко-смердящее существо - Христа ради, а? С утра помираю...

 

Я еду в пустом, за ночь промёрзшем автобусе, мне добираться почти час. Водитель курит и меня почти выворачивает от дымка.

 

На чёрных джинсах какие-то масляные пятна, в карманах пусто и утро хмурое - поганое утро. Отчего-то вспомнил крепкие стройные бёдра Глаши, мелькавшие весь вчерашний день перед глазами, её несколько тяжёлый зад и тяжёлый взгляд. Да, она б/у, подпорчена... Сегодня мне гораздо меньше хочется прижаться к ней, чем вчера. И её классические, но уже болтыхающиеся от частого тисканья сиськи мне почти противны. Всё это так, да, за исключением одного - и это, употребляемое, не моё, а его - поповское. И эта мысль не даёт мне покоя; вот этот ловкий поп славно устроился в жизни! И смятения души ему неведомы, и сыт, румян, и плоть удовлетворена. Он вкушает блаженства и здесь и там; здесь ему всё и Там - душу пристроил в уютное местечко. И не Бог здесь суть, а сам человек. Умеет ли он пользоваться тем, что дано. А дано ведь многое, но в честные руки даётся лишь честный труд и копейка вознаграждения. За то и серебро не даётся - его загребают...

 

Мы с Костей, многие иные, мечемся, наши мысли шальные лихорадочно скачут, сомнения гложут, неудовлетворённые желания, желания неудовлетворимые - безнадёжные желания! Всё это вокруг - голодное, требующее, горящее. Что это - бесы? От лукавого искушения? Оно и хорошо бы, если б бесы, если от лукавого, тогда где наши сытые желудки, где все эти дьявольские штучки, с помощью которых Сатана души растлевает - пачки денежных знаков, халявный алкоголь, распутные девочки, где всё это? Где всё то многое запретное праведникам и ниспосланное Бесом?

 

Нет, здесь что-то другое, что-то с самого Начала не так было, не так как пишут. Нам не говорят всей правды. А то, что говорят, говорят пройдохи. А то, что говорим мы, слишком неубедительно, потому что мы стремительны, а всем кажется - торопятся! Потому что обнажёно выражаем свои мысли вслух, а все видят - Голую! Да, да голую - правду голую, неприглядную и неумытую, скажем прямо - голая правда всегда страшилище. Такова уж...

 

Надо мыть и причёсывать - поверят!

 

Надо приврать и припудрить - поверят!

 

Надо лгать и кричать: «Истинно говорю вам!» - поверят!

 

Тогда лишь и поверят...

 

Важный вид и ты птица высокого полёта! Только одна ложь (которой много), умеет наряжаться в такие сверкающие одежды, что сходит за Истину.

 

12

 

Нам не говорят всей правды, от нас что-то скрывают, но и мы не праведники! Ведь мы сами знаем, что: Золото - это большая ценность, хотя оно всего лишь химический элемент - кусок металла. В одном ряду периодической системы, рядом с цинками, хлорами, углеродами - бросовыми матерьяльчиками! Из всех этих элементов можно состряпать что угодно, хоть жареного гуся с яблоками, хоть самое натуральное дерьмо - с запахом, цветом и вкусом. Хочешь - собачье, хочешь - человеческое, а хочешь - общечеловеческое!

 

Но поэзии из химии не слепишь.

 

Холодно, хоть солнце и скоро лето. Достал из шифоньера старый китайский свитер. Тёплый, мохнатый, ярко зелёный с красной полосой. Сколько лет, а цвет будто вчера куплен! "Дружба"... Качество... СССР и КНР. Сталин и Мао...

 

Мы утратили или отреклись
От умения жить напряжённо –
А ведь если жизнь не трагедия,
Она - ничто.

 

И в свитере отчего-то холодно. Даже х.. замёрз, не то что чернила! И писать невмоготу - бывшим в употреблении девкам не нужны стихотворные излияния чувств, им надо точное и определённое; хорошее пойло, вкусная жратва, мягкое кресло авто под целлюлитною жопой и достаточно эррегированнай член в полости (в одной из полостей). Ничего предосудительного, кто хочет другого? Всем желательно. Но девки б/у живут ради этого - они согласны с тем, что их употребляют, согласны ради того, чтобы употребить и самим, хоть кроху со стола. Они вообще со всем согласны. Со всеми и на всё.

 

Глядишь этим бэушным девочкам в ясные глаза, даже самым хорошим, видишь затылок - голый, как пустырь. Пустота! Душа на х.. пр..а. Тело, оно вот-вот сморщится и - пи..ц!

 

Не вытерпеть, задыхаешься!

 

А по природе я русский человек и потому терплю долго-долго, даже если невтерпёж. Потом напиваюсь до свинства и снова терплю. После, может быть, десятого подобного цикла режу вены и - ни хрена не подыхаю. Потом всё сначала - терпенье и пьянка, как у маньяка. И вот он предел - пи..ц! Дошло, всё понял, поверил и всё изменил - и любовь и друзей, и... Мало ли что ещё?

 

Но не Родину, и не то Самое - Главное. И всё по-прежнему, всё.

 

Красные губы не так красны,
Как обагренные кровью камни, исцелованные
Английским мертвецом.

 

13

 

Пусти, как говорят, народ в огород... И народ вам порасскажет, наврёт после с три короба, наплетёт узоров! Я нет - я пишу не сгущая и не разбавляя, пытаюсь писать одну правду. Конечно, раз на раз не приходится, порою и сп..ш.

 

Я обладаю неплохим слухом, но никогда не верил таким басням, как например тому, что человек может слышать как сталкиваются атомы воздуха друг с другом. Между тем это научно подтверждённый факт.

 

Итак, я вышел из тяжкого недельного запоя. Пил, как уже привык, сам на сам - ужас одиночества. Но нечего, теперь лёжа на диване и глядя в потолок, безразлично слушаю, как мерно бьётся атом об атом, это действительно так. Факт. И было бы в этом что-то устрашающее, при других обстоятельствах.

 

Если начать прислушиваться феномен исчезает мгновенно. Надо быть безразличным и равнодушным. А когда прислушиваешься специально, то усиливается ток крови и своим шумом заглушает тонкие звуки микромира.

 

Действительно же страшное, для меня, во всяком случае, слушать всю ночь непрерывный мерный стук собственного сердца. Когда устанет этот механизм, замедлит свою работу и остановится?

 

К вечеру, одна - Нина - позвала на девичник. Такая негромкая девочка, тоненькая, грустная, неуловимо фатальная. Я долго мечтал о ней, до тех пор, пока чувства не улеглись сами собой и наши взаимоотношения приняли ровную форму.

 

Девичник был самый настоящий, этакий старомодный, где одни девчонки и духом женским терпко пахнет. Но с современными, как оказалось, бесстыжими штучками.

 

Сам по себе девичник, даже если жратвы и выпивки навалом, скучнейшая штука, хоть вой. Потому приглашают одного, не более, мужчину. Сегодня "изюминкой" был я. Завидно, да? Не спешите.

 

На столе водка в графине, коньяк (сладкий до тошноты, греческий), какое-то грузинское вино - его я опознал по характерным иероглифическим надписям.

 

Я не пью - я ем. Я поедаю жареных кур приготовленных по четырём рецептам. Пожираю фаршированные рисом бараньи лопатки, свиные отбивные, сазана в сметане и котлеты "по-пожарски". Не глядя глотаю несчитанную мелочь - салаты, винегреты, маринады. Аппетит зверский. Запиваю колой и компотом. Потею и утираюсь широким салфеткоподобным полотенцем.

 

И на меня смотрят шесть девочек - от 20 до 29 лет - красивы и возбужденные.

 

Нина - моя знакомая, две Тани и одна Вика - замужние, Юля - мать одиночка (сыну 5лет, самой 20...), и Лера - убеждённая феминистка, и сука, наверное.

 

Каждая готовила свое, и каждая втайне считает себя лучшей хозяйкой. Им льстит мой аппетит, они подсовывают новые и новые блюда – каждая своё. Я им не жалею похвал и ем без разбору, даже если Лера, например, наготовила целый таз растительного силоса который противно хрустит, пахнет болотом и однозначно не переваривается в желудке. А все оттого, что я абсолютно не умею вести себя в таком обществе. Ну, знаете же, не этикет, а нечто такое... И мне с забитым ртом не обязательно кокетничать и трепаться подобно дамским угодникам.

 

Они неполноценны, как всякие самки пред самцом.

 

Первый удар я выдержал, мой желудок - ещё не знаю.

 

Девочки приняли всего по чуть-чуть (на пробу) и я уже думал, что второй удар перенесу так же просто, как и первый, ошибся...

 

Пришлось имитировать умения, которых нет - умение вращаться в "изысканном" возбуждающемся обществе. Под градусом, с грехом пополам... И кстати, о грехах, грешных мыслях - это оказался третий удар, который я не выдержал, с честью.

 

Были танцы и девочки раскраснелись, губки припухли, глазки заструились искорками и когда я учуял их вспотевшие ароматные женские запахи, то решил про себя: "Пусть! Пусть хоть всей толпой они вые..т меня, пусть хоть насмерть зае..т! Красивая смерть для поэта!".

 

А Нина смеялась краем глаз, Лера - сука феминистка, чего-то нападала, придиралась и хватала за руку, одна Юля - видно намучавшаяся без мужика, устало и преданно глядела мне в глаза.

 

Как сказал, были танцы, был и стриптиз... Обе Тани умело, и видимо привычно целовались на кухне, хозяйка квартиры Вика пустилась в самые бесстыжие откровения из своей сексуальной жизни, в доказательство "подвигов" на фронтах блядства, достала из какого-то пыльного угла некий замшелый фотоальбом, где она ещё молоденькой студенткой, ещё не толстухой, демонстрировала неведомому фотографу свои стеснительные и убогие Ню.

 

Давно приметил, что большинство баб зажатых и закомплексованных в быту, становятся прямо таки развратными извращенками, стоит им только тяпнуть как следует, намешать вина с водкой иль пивом. И вообще, женщины трезвые ведут себя весьма корректно с нами, с мужиками, да и со своим братом бабой, словно коллеги по работе и ничего лишнего, ничего фривольного, и сама тема секса всегда вызывает в них кислую мину, протест и даже возмещение - мол, при мне о таком, да не сметь, да пошляки, да прочее и прочее! А пьяная баба... тут-то она и приоткрывает своё истинное лицо - у пьяной бабы одна тема - е..я!

 

Ложь и лицемерие! Но и я ведь не случайно заметил, что пьяная баба лишь приоткрывает своё лицо, а открой она его полностью! Кто его знает, что там? Загадка...

 

Уже пошли в ход презервативы - Нинка и Лерка глупо хохоча, достали их из сумочек (!) и начали выдувать из них воздушные шарики. На хохот явились Тани, недоумённо пожав плечами, мол, какие вы ещё дети, они удалились снова на кухню, к своим "взрослым делам". Хозяйка давно уже рассказывала унылую повесть из своего четырнадцатилетия, о том, как неудачно пыталась дефлорировать себя огурцом. А Юля хоть и облизывала губы была самой простецкой покорностью судьбе; ну, будет - хорошо, ну нет - так плохо... По комнате даже струился похотливый дамский запашок!

 

И ничего не случилось! Ничто не кончилось ни трагически, ни счастливым исходом. Редко в моих штанах происходили такие жестокие разочарования жизнью. Да... И я начал умышленно мешать водку с грузинским портвейном (плевал я при таких обломах на сухой закон!)

 

Проснулся с привычной головной болью и зловещими провалами в памяти. Какое-то смутное ощущение, что я чего-то вчера натворил, беспокоило меня всё больше и больше. Рядом что-то было и я, готовясь к худшему, с трудом разодрал глаза. Однако... я был одет, значит границ, к сожалению, не перешёл.

 

Уткнувшись удивительно хорошим во сне личиком мне в грудь сопела Нина, Лера-феминистка мирно похрапывала где-то у меня под мышкой, небрежно кинув свои ноги на мои и бесстыдно раздвинув ляжки, молча и стиснув зубы, спала не-то Вика, не-то Юля. Левая моя рука была придавлена круглым задом одной из Тань.

 

Я попробовал ущипнуть зад - бесполезно. Крепкий, как хорошо накачанный футбольный мяч, он не среагировал.

 

Все мы валялись на полу, на коричнево-зелёном паласе, от которого попахивало мышами и чем-то неприятным, кажется похожим на мочу от вчерашнего пива. Горячие тела спящих девчонок обложили меня со всех сторон, и я был полностью одет. Хотелось стошнить.

 

Куда это годится?

 

14

 

Никуда это не годится! Или, как говаривал один мой знакомый художник-баталист Саня Вагранян: "Ни в какую письку не лезет". Может быть, у него и так, он по папе армянин, у меня же другое. И мнится мне ночами лунными, тьфу-тьфу, а уж не заколдованы ли они, эти вечно ускользающие, недоступные письки? А может, они миф?

 

Вот и Валера, мой старинный школьный друг, тоже уверен, что бабы голые бывают лишь в порножурналах и в них же они милы и ласковы. Лишь в них женщина даёт, говаривал он, даёт и не ломается. А Валера-то знает, кое-что повидал! Полетал он на самолётах "Аэрофлота" немало, не-то главным пилотом, не-то младшим, стюардессочек, следовательно, насмотрелся. Да, в общем-то, лет десять и женат...

 

А Саня Вагранян уехал в Питер и там попал под троллейбус, вернулся и горько мне сетовал:

 

- Вот, Мишель, злая штука эта судьба; и теперь как тогда, входит плохо, выходит легко...

 

После травмы у него что-то там разладилось по части потенции, но девки липли к нему по-прежнему. Я, думаю, что хорошо представляю его несчастье, но своё невезенье чувствую острее.

 

У одного моего двоюродного брата было хуже - простатит, так ему врач в жопу пальцем лазил и приговаривал: "Смотри, парень, в этом деле самое страшное, чтоб сей процесс тебе не понравился".

 

Теперь мы с Саней частенько сидим вдвоём, в его роскошной и огромной квартире на улице Ленина, пьём пиво или же коньяк, посмеиваемся над собой и плюём с седьмого этажа на вас всех.

 

15

 

Вчера вечером шёл по улице Юных Коммунаров, хмурый, злой и небритый. А вечер был прекрасный, замечательный тёплый весенний вечер, с лёгким ветерком, несущим неповторимые запахи распускающейся листвы и романтичные ароматы шашлычных дымков.

 

Девушки на меня смотрели, но как-то неприветливо. Коммунаров ни юных, ни пожилых я не встретил. Попадались одни тинэйджеры. Всё одна какая-то шваль встречалась. И всё портила.

 

И вдруг навстречу из подъезда хрущёвки выпорхнула Она! Всё в ней было лёгкое, чистое и пьянящее. Я споткнулся и еле удержав равновесие, встал столбом. И прямо на её пути. В сердце эхом отдались слова: "Это судьба!". Сердце ёкнуло.

 

Она улыбнулась, сверкнула голубыми глазами и - беззаботно тряхнув длинными золотыми волосами, обошла меня. Словно столб!

 

Я обернулся и загипнотизированный долго смотрел ей вслед. А когда ветерок слегка приподнял край её короткого белоснежного платья, я замычал и сделал шаг за нею...

 

Но тут: бродяга, бомжара, лет под 50, а может и 25-ти, с проломленной бровью, натуральный хичкоковский монстр, дохнул гниющим мертвецом, сказал хрипло:

 

- Браток, двадцатки не будет, случайно, а? Горю!

 

Сказал по-хамски, вызвал отвращение, и всё испортил, мерзавец.

 

- А то, выпьем?

- Сам пей, - ответил ему и отдал двадцатку мелочью. Мог бы не давать. И не жалко таковых мне. Горите хоть в Бухенвальде! Просто я как Урсус-человеконенавистник сделал зло, а не добро; возьми и пусть продлится твоя несчастная жизнь на этой земле полной мучений. И это - зло. (Так примерно подумал я, но позже).

 

А девушка, прекрасная и милая, может быть моя судьба, уже впорхнула в ожидающий её "БМВ", и укатила.

Бродяга взял двадцатку, важно поклонился и, распространяя вонь гниющей рыбы, в распивочную. Взаимопонимание...

 

Вот интересно, стану ли я таким вот лет этак через 10?

 

Я представил себя заживо гниющим, с проломленной бровью, с проваливающимся сифилитическим носом, бомжарой...

 

Конечно, иногда занятно представить что-либо подобное, полезно представить, увидеть себя возле помойной ямы (что б не очень-то заноситься), представить и тут же мысленно перенести свою драгоценную особу со дна жизни, от дерьма на самый верх – во дворцы, на яхты и в спальни к блистательным великосветским шлюхам. Приятно.

 

Но нет, братцы, нет! Убейте меня пока молод я! И лучше ножом в спину, холодным и острым ножом, с узким лезвием и наборной зоновской рукояткой. А ещё лучше самому. Выйти весною в поле цветущее тюльпанами, надышаться вволю, набегаться босиком и застрелиться из маленького увесистого воронёного «Вальтера».

 

Маленькая дырочка с опалёнными краями напротив сердца, капелька бурой крови на белой рубахе. Всё.

 

Цветы стелют аромат, голова кружится от запаха цветов, без вина пьяным пьян. Вверху чистое синее-синее небо, пролетают птицы, плывут облака... А посередине, в зелёной траве лежу я. Белая рубаха как пробитое пулей знамя. Знамя поражения. Капитуляции.

 

И безопасные теперь для меня ядовитые змеи проползают мимо и по мне, по лицу и по груди с дырою навылет. Косятся своими холодными жёлтыми глазками в мои уже похолодевшие широко открытые, удивлённые и внезапно посиневшие глаза. И тихо, словно шелест весеннего ветра в молодой листве тополей: "Покойся без обид, покой тебе, покой, покой...". И, быть может, ещё ненужное: "Прости".

 

Это мужественно.

 

Так подумал, а вечером, когда внезапно пошёл тёплый редкий дождик, пахнуло в окно сиренью и озоном, глядя на блестящие в свете фонарей листья тополя, я выпил последний стакан водки и разрыдался.

 

16

 

У меня есть брат. Двоюродный брат. Хороший и дельный парень с понятием. Тинэйджер, но не сука. Он - Александр. Александр, но отнюдь не Македонский…

У меня есть сестра, двоюродная. И она - Анна.

И я одинок, при таких достоинствах больно. Они, мои двоюродные, ещё покажут мне говно жизни. Чувствую это, и поделать что-либо бессилен.

Я не люблю блядей и не люблю лжецов. Предателей уничтожаю.

Не по-душе мне бессильные люди, люди неопределённые. Сам таков.

 

17

 

Поэт-алкоголик долго рылся во всех шкафах и нашел-таки в холодильнике почти окаменевшую краюху чёрного хлеба. С недовольным видом выложил её предо мной рядом с бутылкой и раскрытой консервой килек в томатном соусе, на грязный и шаткий стол. Быстро, хоть нервно, но точно налил в несвежие стаканы с коричневатыми чайными каёмками. Не чокаясь, без слов скоро выпили. Не могу без хлеба! Занюхал. Кильку экономим - деликатес, её мало.

 

Смотрю на мутные стаканы, на мутное окно - залапанное и заплёванное, в мутные глаза Андрея Алимова, поэта-алкоголика. Где-то за газовой плитой, по-партизански незримые шуршат тараканы.

 

Я не привередлив и так даже проще.

 

Константин Нортумберленд очень уважает этого собрата поэта, хотя они и незнакомы. Костя всегда с каким-то трепетом, почтением и восхищением выслушивает мои рассказы об Андрее и мнится ему этот Андрей в таких же легендарных тонах, как великие и прошедшие титаны, как Бальмонт, Белый, как Есенин с Мариенгофом... Он много раз порывался идти со мной жаждая личного знакомства с Алимовым, и всегда в последний момент не решался. Может быть, я слишком ярко рисовал маргинально-богемные замашки Андрея и Нортумберленд (парень в целом, скромный и деликатный), заранее чувствовал "явную" свою проигрышность. Алимов, он на три "Э" - эгоист, эстет и экземпляр (экземпляр ещё тот, ископаемый).

 

Разговор после третьей оживляется, как всегда, спорим и соглашаемся одновременно. Говорим об архиважных пустяках; быть или не быть...

 

- Как думаешь, Анютка, придёт? - это я спрашиваю.

- Какая х.. разница? - это отвечает он и спрашивает: - Обещалась?

- X.. его знает... - потом показываю на оконную решётку в форме огромного и вовсе не страшного паука - Что это?

- Паук.

- Большой...

- Отец делал.

- Знак наркоманов?

 

Тот не отвечает, и мы пьём и говорим уже за литературу и тут мы единодушны, но стоит ли об этом?

 

Он: Из ох..й пустоты
Не выплывут цветы...
 
Я: Одни зелёные кресты,
И нет п..ы, нет чистоты...

 

Короче, бодяга. Поэт-алкоголик, высунув язык, валится на свой знаменитый диван и засыпает. Трупом.

 

Вот и вся поэзия, по 150 грамм.

 

Я уныло созерцаю мирную физиономию Андрея, она бледна и припухла особыми желтоватыми водянистыми мешочками с красными прожилками воспалённых кровеносных сосудов - типичная рожа алкоголика. Несколько шагов до белой горячки или апоплексического удара. Только я уверен, кто-кто, но не Алимов станет таким типом, что встретился мне на улице Юных Коммунаров.

 

Тяжко вздыхаю, как под бременем, потом выливаю себе в стакан остаток водки - многовато, но пью залпом и не чувствую ни вкуса, ни тумана в голове. И не ловлю себя на грустных мыслях. Лишь листаю обтрёпанный порножурнал без корочки и, видно, за фиг знает какие древние годы. Потихоньку злюсь.

 

- Андрюха, просыпайся, волчара! - тормошу я его ногою под рёбра - Чего спать? Ну, кому говорю?!

 

Так всегда! Он мычит и с трудом раздирает слипшиеся мутно-голубые глаза - в глазах бессмыслица - и он тут же захлопывает их. Видно решив захлопнуть навсегда. Вид у него при этом редкостно идиотский.

 

- Вставай! - ору я - Я не кошмар! Какого х.. в гости звал? - пробую безотказное средство: - Андрюша, пить будешь? Водка, водка...

 

Сквозь полусонное ворчание следует твёрдое и раздельное: "Да", причём самым оптимистичным голосом. Но лежит пластом.

 

- Ах ты прыщ на теле Пегаса! Проснись, сукин кот! - свирепо выкрикиваю я и тормошу его так сильно, стаскиваю с дивана и тот бьётся головой о голый пол. Стук глухой, как у арбуза, который нечаянно роняют. И вот он уже сидит, смотрит на меня совинным взглядом, улыбается:

 

- Ты чего?

- Я ничего. А где картинка?! - грозно вопрошаю я и тычу ему разворотом порножурнала. Картинка действительно кем-то вырвана, остались лохмотья. Но видно, на лохмотке, что п..а крупным планом была превосходна.

- Не знаю, - наивно и чистосердечно сознаётся Андрей и виновато пожимает плечами: - Суки, вырвали.

- Враги, да?

- Они.

 

Если б я не знал этого молодца, я бы давно решил, что в таком убитом состоянии общаться с ним бестолку, но я знаю, что такое состояние самое естественное для него и самое плодотворное.

 

Я знавал одного прапорщика в отставке, на которого отставка из рядов СА подействовала катастрофично - он к жене, а не стоит! Он по девкам - не стоит и на бл-й! Замечательный был мужик и тут такое горе! И один медик, коновал, ветеринар, видимо, авторитетно посоветовал прапорщику изменить образ жизни - с активного на пассивный, и посоветовал диету. Прежде чем лечь с бабой в постель отставной прапорщик выпивал полбутылки водки, наедался до отвала, выкуривал штук пять-шесть "беломорин" и только после этого приступал. Диета сработала. Другим не советовал, а прапорщику подошло.

 

В нашей великой стране, с немыслимым уровнем уважения к милитаризму, прапорщики, даже отставные, всегда были и будут особой категорий, как средь гражданских, так и средь своих, военных. "Кусок" - что ещё тут скажешь... Тот, кто два года мудохался в кирзе и в зелёном х/б, тот это знает. А я одних шапок-ушанок износил штук десять и это всего за две зимы.

 

Алимов в армии не служил, в тюрьме не сидел, отсюда его мягкотелая сущность - и рыба и мясо и гуано в одной котлете.

Вот 150 грамм и рубят...

За окном тишина - полпервого ночи. Проклятущая весна!

 

 

Продолжение следует… смотрим в начале

 

***

Комментарии
Нет комментариев.
Добавить комментарий
Пожалуйста, авторизуйтесь для добавления комментария.
Реклама
Авторизация
Логин

Пароль



Вы не зарегистрированы?
Нажмите здесь для регистрации.

Забыли пароль?
Запросите новый здесь.
Google

Последние комментарии
Новости
Что сказать - как всег...
Погибших уже около 20 ...
При выходе урагана на ...
За несколько часов до ...
Вообще-то Дхаулагири в...
Статьи
Никогда не понимал я э...
Полгода назад подарили...
Вредная привычка Ра...
Жертва ферзя Пригля...
Насчет предела для чуг...
Фотогалерея
Вот тоже - большая час...
Вот такие напитки - пр...
Хорошо и стильно сдела...
И морды мерзкие у них!
Надо же - и это сохран...
Отдельные страницы
Это крайне сложный воп...
Это Володину по карман...
С днем рождения - наш ...
Уважаю - великий челов...
На окошке стоит родимы...
Счетчики

Яндекс.Метрика
- Темы форума
- Комментарии
15,046,888 уникальных посетителей