Николай Крючков: как прожить сто жизней
Старейшина актеров советского экрана Николай Афанасьевич Крючков не так давно отпраздновал свое семидесятипятилетие и пятидесятилетие работы в кино. Более чем в 100 фильмах снялся он. Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий СССР, Народный артист Советского Союза Н. А. Крючков и сегодня в строю действующих актеров. В дни, когда дверца его почтового ящика не закрывалась из-за обилия поздравительных писем, а телефон захлебывался междугородними звонками, Николай Афанасьевич работал. Он снимался на «Мосфильме» в кинокартине «Верую в любовь» — продолжении широко известного фильма «Парень из нашего города». И вновь в главной роли — Николай Крючков.
— Вам, вероятно, уже тысячу раз задавали вопросы о детстве, родителях, о том, с чего начался ваш путь в искусство. Но мне хотелось бы сформулировать этот вопрос чуть иначе. Если талант, дарование, успех и популярность — это ствол, ветви, крона рослого и мощного, окрепшего с годами дерева, то что же можно назвать корнями? Можно ли «кивать» на наследственность? Ведь ваши родители были рабочими...
— Вы правы, но только отчасти. Верно, мои отец и мать были простыми рабочими, трудились на «Трехгорной мануфактуре». Мать — ткачиха, отец — грузчик, работал в складальне, таскал на горбу кипы готовой материи. Известен он был всей «Трехгорке» за громадную силу и веселый нрав. Его звали «Афоня-солдат», поскольку за плечами у него были окопы империалистической. Но вернее было бы называть его «Афоней-артистом». На представления, которые он устраивал на фабричном дворе, сбегалась вся «Трехгорка».
Как-то раз нашел он рваное канотье. Затем поймал здоровенную крысу, приладил к ней веревочку вроде ошейника с поводком, и в таком виде вышел на прогулку. Хохот, шум, визг! А он идет себе, глазом не моргнет, ну вылитый конторский чиновник на прогулке. А то натянет где-то в проходе между цехами веревку над землей, и ходит по ней, как завзятый канатоходец, да еще целые представления разыгрывает. Талантливый был человек, добрый душой. Думаю, вот они где, корни моей профессии и призвания.
Была у отца с матерью мечта: построить свой собственный дом в деревне и перебраться жить на свежий воздух и здоровую пищу. Теперь я понимаю, что для моей матери это была единственная возможность продлить отцу жизнь, здоровье которого, подорванное прогрессирующей чахоткой и непосильной работой, становилось хуже день ото дня... И вот вся мужская часть семьи — мать была занята на фабрике — отправилась в деревню Плотицыно Тульской губернии.
Начали строить дом, да не достроились. 20 мая 1920 года отец умер. Мы с братом остались жить вдвоем, в предбаннике.
Страшные это были годы. Голод, тиф, разруха. Похоронив отца, мы с братом горе-нужду мыкали. Поделим между собой разные стороны деревенской улицы и идем-бредем. Кто-то, добрая душа, пустых щей с лебедой даст, кто-то картошечки мороженой — и то хорошо. Уж сколько лет пролетело с тех пор, а до сих дней помню с благодарностью фамилию — Карпухины. Они нас поддерживали в трудное время, не дали пропасть. Во многом благодаря им мы с братом живы остались.
Потом мать приехала. Отца нашла в могиле, нас с братом — в тифозной горячке. Я совсем плохой был, чуть живого меня до Москвы довезли.
Выкарабкался! Стал работать на «Трехгорке», силой налился, профессии хорошей выучился: гравер-накатчик. Фабрика, можно сказать, усыновила детей «Афони-солдата», на верную дорогу вывела. Тут же, на родной «Трехгорке», получил я первую «инъекцию» театра. Еще учась в фабрично-заводском училище, поступил в драм-кружок. Дебютировал в пьесе-монтаже «1905 год», в которой сыграл сразу три роли: рабочего-революционера, пристава и торговца-лоточника. Народ покатывался со смеху, а я с ужасом думал, как бы не вывалилась из-под рубашки подвязанная к моему тощему животу материна подушка... Показывали мы свою постановку, кстати говоря, в помещении знаменитой кухни «Трехгорки», где в свое время встречались с рабочими-ткачами В. И. Ленин и М. И. Калинин, а в 1905 году размещался штаб вооруженного восстания.
Вот второй ответ на ваш вопрос о корнях: непосредственная связь с рабочим классом, меня вырастившим, на ноги поставившим. В этой неразрывной взаимосвязи — лекарство от самоуспокоенности и зазнайства, гарантия от потери чувства жизненной реальности. Здесь же — неиссякаемый источник творческой энергии, поисков актерской правды, такта и чувства меры. В профессии актера без этого нельзя. Впрочем, и в любой другой — тоже.
Но вернемся к началу моей актерской биографии.
...В один прекрасный день я стоял перед лицом приемной комиссии Центрального Московского театра рабочей молодежи. Передо мной сидели в молчании, оценивая мою чубатую внешность, знаменитости столичной сцены. Но помню, боялся и трепетал я не слишком уж сильно, в меру. Как-никак, за плечами имелась серьезная рабочая специальность, плюс четырехлетний опыт участия в фабричном драмкружке, опять же гармонь через плечо. Чем не багаж для творческого человека?
Исполнял я этюд на заданную тему, читал что-то по памяти, демонстрировал политическую подкованность, а в голове вертелась только одна мысль: эх, разрешили бы сыграть, я б им показал, какой я есть на самом деле. Наконец, дождался: «Может, вы сыграть хотите?»
Бросился я к гармони, накинул ремень на плечо, развернул во всю ширь меха и выдал «на полную катушку». Пел, плясал, играл с переборами, шутки шутил. И дошутился — приняли!
Я был зачислен в студию театра, где без отрыва от производства проучился два года. Занимались на Сретенке, на чердаке кинотеатра. Все необходимое мастерили своими руками, ведь в нашей студии постигали премудрости театрального дела слесари, токари, деревообделочники, другой мастеровой народ. Помню, даже пол настелили сами... Актерское мастерство нам преподавали Раевский, Грибов, Баталов-старший. Музыкальным руководителем был Дунаевский, литературной частью заведовал Булгаков, танцы ставила Наталия Глан, биомеханику движений — Ирина Хольд, дочь Всеволода Мейерхольда. Так что было у кого учиться.
Студию я закончил в 1930 году, стал профессиональным артистом. Играл в спектаклях «Зови, фабком!», «Московский 10.10», «Дальняя дорога», «Жена товарища»... За этими, по нынешним меркам непритязательными и даже наивными названиями — весьма насыщенный и злободневный репертуар Московского театра рабочей молодежи.
— И тут состоялось ваше первое свидание с миром кино. «Повинен» в этом, кажется, был кто-то из ваших коллег-артистов?
— Ошиблись, но не слишком. Это дело рук нашего хореографа Наталии Глан, которую зрители старшего возраста должны помнить по главной роли в фильме «Мисс Менд». Она однажды привела на спектакль «Зови, фабком!» своего мужа, кинорежиссера Бориса Барнета. Ничего не подозревая, я готовился к своему выходу, как вдруг за кулисами меня хватает за руку незнакомый мужчина и в приказном порядке велит явиться к нему на кинопробы.
Хотел ли я сниматься в кино? Десятки раз, пацанами, мы прорывались на «Индийскую гробницу», «Знак Зорро», «Черный конверт», бредили именами Дугласа Фербенкса, Гарри Пиля, других кинозвезд. Но чтобы когда-то сниматься самому, всерьез и не помышлял: для «кинозвезды» я явно внешностью не вышел... Но Барнет, видно, думал иначе.
В назначенное время прихожу по указанному адресу на киностудию. Вижу, в декорациях — обычная сапожная мастерская. Верстак, фартук, молоток, гвозди, обрезки кожи, сапожная «нога». Знакомое дело, сколько раз наблюдал, как работали в пресненских трактирах «холодные» сапожники. Барнет на меня внимания явно не обращал, и, чтобы не терять даром времени, я сел, надел фартук и набил себе набойки на башмаки. Зашкурил, края подровнял — все как положено.
Тут Барнет как крикнет:
— Колька!
— Чего тебе? — недовольно буркнул я в ответ, от дела ведь человека отрывают. Через мгновение прикусил язык, дошло — это я режиссера так невежливо «отшил», сейчас взашей прогонит и прощай кино!.. Поднимаю глаза: все улыбаются, поздравляют, Барнет не скрывает удовольствия. Своим ответом я попал, что называется, в точку, и умение сапожничать пригодилось. Меня утвердили на роль, и вскоре передо мной распахнулся ни с чем не сравнимый, поразительный мир кино.
«Окраина» — так назывался фильм Бориса Барнета, где я сыграл первую свою кинороль. Премьера картины состоялась весной 1933 года в только что открытом кинотеатре «Ударник». Заявился я туда прямо с Москвы-реки — в спортивных тапочках, тренировочных брюках, с обгоревшим на солнце носом и с речным песком в волосах. А тут — солидная публика, в костюмах, при галстуках. Милиционеры приняли меня за «гопника» и пускать в кинотеатр отказались. Что делать? На мое счастье, вижу — подъезжает на машине Барнет. Я — к нему: «Помоги!»
— А в чем дело? — спрашивает.
— Да вот, не пускают...
— Этот гражданин со мной! — важно объявил Барнет милиционерам. Те козырнули знаменитому кинорежиссеру, мрачно поглядели в мою сторону, но возражать не стали. Так «по знакомству» я и попал на собственную премьеру.
В двадцати картинах снялся я в предвоенные годы. Бывало — работал сразу в нескольких киногруппах, бывало — вагоны на станции разгружал, когда сидел «на скамейке запасных». Водил дружбу с Львом Свердлиным, Верой Марецкой, Борисом Чирковым, Зоей Федоровой, Эрастом Гариным — молодыми, веселыми, талантливыми актерами, моими ровесниками. Все эти фильмы для меня дороги, но особо выделить я могу лишь один — « Трактористы».
«На границе тучи ходят хмуро.
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят...»
Вспоминаете? Эту песню, которую любил напевать главный герой кинокартины Клим Ярко, и по сей день можно услышать в городах и селах, за дружеским застольем и в походном строю. Думаю, нет необходимости пересказывать содержание фильма — судя по письмам, которые я получаю от зрителей, эту картину режиссера Ивана Пырьева люди знают и помнят. Но вряд ли знают о том, что «примеряя» к себе роль Клима, я вдосталь позакручивал гаек и болтов, промаслился и пробензинился насквозь, работая слесарем в МТС. Зато уж трактор узнал по-настоящему. А мои партнеры по фильму, замечательные артисты Петр Алейников и Борис Андреев, в это время постигали профессию механизатора, и одно из украинских полей было засеяно нашими, актерскими руками.
— Фильм «Трактористы» получился действительно агитационным, мобилизующим. Сотни тысяч юношей и девушек встали за штурвалы комбайнов, взялись за рычаги тракторов. Родина высоко оценила ваш труд — вы были награждены, орденом Ленина...
— Многим памятен для меня фильм «Трактористы». Встречами с новыми людьми, обретением верных друзей, вольным и щедрым воздухом украинских нив, постижением неброской героики труда хлебороба... Снимаясь в этом фильме, мы не думали, что очень скоро всех нас проверит на крепость суровый, беспощадный экзамен — Великая Отечественная война.
— В годы войны советское искусство опровергло бытующее утверждение о том, что когда говорят пушки, музы умолкают. Пожалуй, никогда еще музы в солдатских шинелях не работали столь напряженно, сражаясь с общим врагом оружием искусства. Вы ведь имели к этому самое непосредственное отношение — снимались в «Боевых киносборниках», выезжали на передовую с актерскими бригадами?..
— Прибавьте к этому работу над полнометражными художественными фильмами, такими как «Парень из нашего города», «Свинарка и пастух», «Во имя Родины», «Котовский», «Фронт», «Антоша Рыбкин»... Съемки шли круглые сутки. Помню, в Алма-Ате, куда перебазировался из столицы «Мосфильм» я снимался двадцать шесть суток подряд, спал урывками, ел кое-как. На двадцать седьмые свалился в обморок от истощения, угодил в госпиталь, где меня кормили с ложечки специальным раствором. Выписался — и снова на съемочную площадку. Ведь наши фильмы ждал фронт, ждал трудовой тыл. Сражались и «Боевые киносборники», силу воздействия которых на бойцов трудно переоценить.
А едва выдавалось «окошечко» в работе над фильмами, мы сколачивали актерские бригады и мчались на фронт. От многих солдат и офицеров довелось слышать, что встречи с артистами поднимали их боевой дух и даже... помогали залечивать раны. Помню, в одном из госпиталей, я увидел двух молоденьких раненых, смеявшихся до упаду над нашими с Мишей Жаровым шуточками-прибауточками. Хлопали они на пару — здоровыми левыми руками, потому что правые висели на перевязях. От этой картины слезы наворачивались на глаза, но надо было смеяться, петь и плясать — профессия обязывала.
Неверно было бы считать, что артисты кино знали о войне лишь понаслышке. Снимаясь в одном из военных фильмов, Василий Меркурьев получил девять (!) ранений. Петр Алейников чуть не погиб, когда из-под высоченного купола съемочного павильона сорвалась кабина самолета с находившимся в ней артистом. Во время работы над фильмом «Парень из нашего города» мне приходилось и через горящие заросли ползти, и болотную жижу хлебать. А в фильме «Фронт», который снимали братья Васильевы, сцена, где мой герой бросается с гранатой под вражеский танк, могла оказаться для меня последней. Окопчик, в котором я находился, не выдержал тяжести многотонной бронированной машины. Легко представить, что я пережил, видя, как лязгающие гусеницы надвигаются все ближе, и ближе, а стенки окопа все оседают, оседают... К счастью, меня основательно присыпало землей, и она самортизировала.
Наши киногерои сражались. Хотелось сражаться с оружием в руках и нам, артистам. Я записался в народное ополчение, пришел в назначенный день на сборный пункт. Но вместо того, чтобы отправить в действующую армию, меня отправили обратно на киностудию. «Ваш фронт — там, товарищ артист!» — сказали мне. И с тех пор по сей день считаю себя бойцом. Бойцом идеологического фронта, бои на котором не прекращаются, как известно, и доныне. Верю» что и моя малая толика есть во всенародном вкладе в Великую Победу. «А знаете, это вы «виноваты» в том, что я стал танкистом!» — не раз говорили мне многие прославленные танковые асы. Конечно, они прежде всего имели в виду Сергея Луконина, главного героя фильма «Парень из нашего города». О его примере говорил и маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский, вручая мне на память офицерский кортик.
— После войны вы вновь вернулись на сцену — в Театр-студию киноактера, продолжали сниматься в кино. Вам принадлежит не побитый пока что никем своеобразный рекорд — сто сыгранных на экране ролей. Казалось бы, все вершины покорены. И все-таки — о чем вы, Николай Афанасьевич, мечтаете сегодня?
— Знаете, о чем? Мечтаю, что мне предложат вновь сыграть роль Клима Ярко — главного героя «Трактористов». Постаревшего, набравшегося опыта, вырастившего детей и внуков, в войне победившего, воспитавшего молодую смену. Кем станет теперешний Клим — директором ли совхоза, простым механизатором — неважно. Главное, чтобы он оставался таким же, каким был в молодые годы — настоящим человеком. Парнем из нашего города, из нашего села.
Беседу вел Е. Моспанов
Фото В. Дружинина
1986 год |
