Преодолев полтысячи километров пустыни, мы теперь находимся у подножия Копетдага на Каракумском канале. Из Москвы пишут: «Зацвели вишни...», а нас в саду опытно-испытательной станции угощают спелыми абрикосами и яблоками. Рядом поле, расцвеченное яркими фигурами, — идет уборка помидоров. Не нужно быть специалистом, чтобы оценить роль канала в Туркмении. Преображение края с приходом амударьинской или любой другой воды в пустыню — можно ли представить более благодатную тему для географической работы? Каракумский канал сегодня — это 150 тысяч гектаров орошаемых земель, это 5 миллионов гектаров обводненных пастбищ, это бесперебойное водоснабжение населения и, промышленности, это городские парки и скверы, это рыболовство, это судоходство, это зона отдыха, наконец.
Увидев огромное с выразительным скульптурным фризом на главном фасаде красивое здание, где расположено Управление Каракумстроя, которое построил известный архитектор Ф. Алиев, вы сразу же поймете значение гидротехники в Средней Азии.
Строительство началось в 1954 году яростным штурмом бульдозеров (какими слабыми кажутся они по нынешним временам!), земснарядов, экскаваторов, взрывами. Первая очередь канала привела воду в бассейн маловодного Мургаба. Здесь начали строить новые совхозы, поселки, дороги, а канал пошел дальше. Каждая очередь начинается узкой «пионерной» ниткой, которую расширяют земснаряды по мере необходимости, по мере того, как там, на западе, могут принять все больше воды. Вода дошла до Ашхабада, и у города, выросшего у подножия гор на краю пустыни, рядом с развалинами древней Нисы, столицы Парфянского царства, разлилось искусственное море. Третья очередь канала вывела его на прикопетдагскую равнину до Копетдагского водохранилища. Здесь, у Геок-Тепе, разливается новое море в песках. Через канал длиной 840 километров проходит теперь больше 9 кубических километров воды в год; в зоне канала орошается около полумиллиона гектаров. А канал все идет и идет на запад, и есть надежда, что дойдет до Каспия. Пожалуй, действительно, дойдет.
В кабинете начальника Каракумстроя А. Ч. Чарыева мы видели огромную генеральную схему канала. Канал уже преодолел давно тысячный километр и скоро дойдет до отметки 1100. Вода придет на просторы Кызыл-Арватского района. А в перспективе? Что ж, канал действительно планируют вывести к берегу Каспия, в уникальную для нашей страны зону сухих субтропиков. Здесь можно будет разводить маслины, инжир, гранаты и лимоны, финики и многое, многое еще...
В Туркмении подсчитано, что канал давно полностью окупил себя, принося теперь ежегодно многие миллионы рублей прибыли. Разумеется, если считать, как у нас принято, воду бесплатной...
В начале семидесятых годов у канала появились новые проблемы. В жаркой пустыне в воде стали катастрофически быстро развиваться водоросли, канал стал заиливаться, резко снизилась его пропускная способность. Огромных трудов стоила очистка канала от тростника, рогоза, камыша. Пробовали применить механизмы, косилки, даже гербициды.
От химии отказались. И тогда положение спасли... рыбы. Да, рыбы. Мы видели их, огромных рыбин — чистильщиков канала. Сюда завезли знаменитых теперь растительноядных рыб: белого амура, толстолобика. За сутки белый амур съедает почти столько пищи, сколько сам весит. А вес его бывает и десять, и двадцать, и тридцать килограммов! Так, включив рыб в экологическую цепь, в сложнейшую систему, созданную его трудом, человек смог решить проблему, казалось бы, чисто гидротехническую. Но «чистая гидротехника» бывает только на чертежах. Мы были на канале, были в колхозах и совхозах, живущих на амударьинской воде, в предгорьях Копетдага. Не могу сказать, что все резервы экономии воды здесь исчерпаны. Их еще очень много!
Для гидротехника канал — это большая выемка в грунте. Но вместе с тем канал, построенный людьми и для людей, является особым общественным образованием. Он влияет на окружающую его социальную среду и сам испытывает воздействие с ее стороны.
Во многих районах Средней Азии ирригационный талант как будто передается в народе из поколения в поколение. Мелиораторы Вактрии, Согдианы, Хорезма, Мерва интуитивно находили наилучшие решения при строительстве оросительных систем. Обмеры археологами средневековых гидротехнических сооружений дают поразительные выводы: оказывается, их создатели строили по законам механики, которых они не знали и не могли знать. Вспоминается давний случай, который произошел в кишлаке Шугноу, где я жил в детстве. Потребовалось провести от горной речки по склону деривационный канал для электростанции. Пригласили геодезиста. Он с помощью прибора наметил трассу. Прокопали почти весь арык. Тогда по нему прошли старики таджики, покачали головами и заявили: вода не пойдет. Геодезист начал спорить, горячиться, но старики стояли на своем. Довели арык до реки. И что же? Вода действительно не пошла. Оказалось — ошибка в расчетах.
В староорошаемых районах вся жизнь населения неразрывно связана с водой, с артериями каналов, питающими оазис. Недаром в древности даже государства формировались в пределах отдельных оросительных систем.
Иное дело пустынные пространства, где жители испокон веков занимались скотоводством. Превращение вчерашнего скотовода в растениевода, любящего землю и знающего цену воды, — процесс сложный в длительный, гораздо более длительный, чем прокладка канала.
В 1965 году академик И. П. Герасимов, посетив Каракумский канал, опубликовал в журнале «Природа» статью о нем. В статье говорилось о том, что канал представляет собой, по существу, не гидротехнический, а природно-технический объект. Так появилась тема «канал и природная среда». В Институте географии АН СССР, которым руководит академик Герасимов, этой темой занимается научный сотрудник Лидия Михайловна Граве. Говорят, от работы человек здоровеет. В жизни не видел более благотворного влияния труда: часто болеющая в Москве, Граве в Туркмении словно перерождается. Встречая ее, помолодевшую после экспедиции, я спрашиваю:
— Ну, как там поживает ваша река?
Граве неизменно обижается за свой любимый Каракумский канал, для нее он геотехническая система.
А Каракумский канал и вправду повел себя как река — начал извиваться в песках, размывая берега. Сотрудники Института географии АН СССР и Института пустынь АН ТССР провели не один сезон у канала, изучая его воздействие на почвы, растительность, климат и весь ландшафт пустыни. Обнаружилось, что утечка воды в берега привела к подтоплению. В понижениях возникли солончаки. А там, где фильтрующиеся воды выступили на поверхность земли, образовались озера с зарослями тростников, рогоза и тамариска. Настоящие тугаи. Природа не терпит пустоты. Появились кабаны и другая дичь. Стали останавливаться на пролете и оставаться на зимовку сотни тысяч водоплавающих. Словом, произошла некоторая компенсация потерь пойменных угодий по Амударье, вызванных развитием орошения. Если вы едете на Каракумский канал летом, то те, кто бывал на нем раньше, обязательно посоветуют запастись средствами от гнуса. Пришла вода в пустыню, а с ней сюда переселилась масса комаров, мокрецов, мошек и слепней. Энтомологи насчитали 25 видов кровососов, от которых не знают покоя люди и животные. Некоторые из них являются переносчиками паразитов, вот почему в оазисах возросла заболеваемость лейшманиозом и реальна угроза распространения малярии. К счастью, наиболее страшного спутника орошения — шистоматоза, от которого страдают десятки миллионов людей на земном шаре у нас нет.
Есть специалисты, которые ратуют за исправление Каракумского канала, указывая на бесхозяйственные, по их мнению, потери воды на фильтрацию. Они во многом правы. Но вряд ли утечку воды можно назвать совершенно уж бесполезной. Разве поддержание популяций множества видов птиц, которые непрерывно утрачивают места своего исконного обитания, не есть польза? А подземные линзы высококачественной пресной воды, которой накопилось уже больше 10 кубических километров, — разве это не ценность? Вопрос оказывается далеко не таким простым, как иногда представляется. Он требует внимательного и всестороннего рассмотрения.
Мы едем по плоской дельте Амударьи к морю. Повсюду видны следы усыхания — обнажившиеся русла проток, засыпанные песком каналы, обмелевшие озера, поредевшие заросли. Это результат разбора всей без остатка воды на орошение. С трудом верится, что к окружающему нас ландшафту относится описание знатока здешних мест академика Л. С. Берга в любимой моей книге «Природа СССР». 40 лет назад Берг писал: «В тугаях — прибрежных камышах и в речной пойме живет туркестанский тигр (Felis tigris), местами обильный... Тигр охотится за кабанами, которые встречаются массами и в дельте Амударьи сильно вредят посевам. В зарослях камышей обычен камышовый кот, охотящийся за фазанами... Изредка попадается туркестанский олень».
Во времена моего детства в Таджикистане иногда еще пугали тигром. Теперь эта мощная кошка не встречается ни у нас, ни в соседних странах. Проведенные недавно специальные обследования не дали никаких результатов. Подвид туранского тигра исчез с лица Земли. Поистине ошеломляет та скорость, с которой звери вытесняются из пустыни. Егерь Бадхызского заповедника в юго-восточных Каракумах рассказывал мне, как часто он встречал небрежно развалившихся на пригорке гепардов, которые следили за стадами джейранов. Теперь нет у нас гепардов. Джейраны пересчитаны чуть ли не поголовно. Исчезают и птицы. Не стало, например, в сохранившихся островках тугайных лесов чешуйчатых дятлов. Никогда уже, видимо, не встретить в природе красивейшего красноногого ибиса. Даже пресмыкающиеся, и те стали редки. За всю поездку нам довелось увидеть однажды всего пару варанов.
Такова цена покорения природы. Но это только часть причитающейся платы. Еще мы теряем Арал. Нужно привыкнуть к тому, что прежнего неповторимого озера-моря, столь знакомого нам по изображениям на географических картах с причудливым контуром берегов на юго-востоке (рельеф такой формы в геоморфологии возведен даже в ранг типа — аральского типа берега), Арала, где вылавливалось в добрые времена свыше 400 тысяч центнеров рыбы, этого Арала уже нет. Но не будем спешить с эмоциями. Давайте послушаем, что говорил почти 100 лет назад замечательный русский ученый А. И. Воейков: «Выскажу мнение, которое покажется парадоксальным, но которое тем не менее справедливо. Низовья по нижнему и даже среднему течению рек, впадающих в Арал, настолько сухи, искусственное орошение так необходимо для земледелия, что существование Аральского моря в его настоящих пределах — доказательство нашей отсталости, неумения воспользоваться в достаточной мере такой массой текучей воды и плодородного ила, какие несут Аму и Сыр. В государстве, умеющем пользоваться дарами природы, Арал служил бы для стока воды зимой (когда она не нужна для орошения), а также излишка летних высоких вод... Вода, употребляемая для орошения, испаряется растениями, следовательно, возвращается воздуху после того, как принесла возможную пользу. Совсем другое теперь с водой, попадающей в Арал: она еще не совершила работы, полезной для человека...»
Можно спорить о том, насколько это действительно хорошо, но мысль Воейкова сейчас стала реальным фактом.
Перебирая в памяти картины солончаков, эрозии почв, впечатляющих просадок в лессовых грунтах, обмелевших рек и высохших тугаев, встреченных в пути, и видя теперь перед собой обнаженное дно Аральского моря, приходишь к заключению, что есть большая доля истины в словах эколога Н. Ф. Реймерса: «Чем больше пустынь мы превратим в цветущие сады, тем больше цветущих садов мы превратим в пустыни». За все приходится платить.
Об «аральской проблеме» говорили давно, но в последние десять лет с изменением климата и разбором воды ситуация обострилась. Годовой сток Амударьи сократился сначала вдвое, а в последние годы вовсе сокращается до четырех кубических километров. За последние 18 лет море недополучило 250 кубических километров воды (это равно годовому стоку Волги!), площадь моря сократилась на 20 процентов, уровень упал, соленость выросла с 10 до 14 промилле. Естественно, это тут же сказалось на судьбе еще недавно богатейших рыбных запасов Арала. В 1971-1974 годах уловы снизились до 150-200 тысяч центнеров, а в самые последние годы — до 60-80 тысяч центнеров. Рыбная промышленность Арала, рыболовецкие колхозы оказались не у дел.
В тихом Муйнаке, еще недавно шумной столице каракалпакских рыбаков, мы проводили «пресс-конференцию». Впрочем, не хочется так называть этот откровенный и несколько горький разговор с людьми, выросшими здесь, для которых море — жизнь и судьба. Сегодня в Муйнакском районе живут около 25 тысяч человек — все население обсыхающей дельты. Рыбаки сегодня переквалифицировались на рис и животноводство. В районе 5 колхозов, 4 рыбозавода и один знаменитый на всю страну рыбокомбинат. Увы, и сюда везут рыбу на переработку с Балтики и с Дальнего Востока. Перспективы района?
— Что ж, мы рыбаки, нам от дела своих отцов отказываться не пристало, — говорили нам. — Будем прудовые хозяйства создавать, уже выделили 9,5 миллиона рублей. Научимся разводить рыбу, выращивать, не век же даром ловить!
Созданы в районе два животноводческих совхоза, овощеводческое хозяйство «Арал».
— Природа у нас прекрасная, — говорили нам,— здесь зону отдыха всесоюзную создать можно было бы, да вот море уходит, и не догнать его... Из окна райкома видны были валы песка, подкатившие к самому поселку. Нависли барханы над Муйнаком.
— Мы родились и выросли у моря, — говорил рыбинспектор Турсунбай Мамедов, — и отцы наши были рыбаками. А Муйнак наш был островом, и красивей острова не было на Арале.
Мы долго ехали в грузовике по бывшему дну моря, пока не догнали его. Ехали мимо флота, вытащенного, выброшенного на берег. (Вряд ли пойдут в плавание эти баржи и катера.) Погрузились на катер рыбоохраны и вышли в море.
Нет, те, кто говорил нам о своих проблемах в райкоме партии, не жаловались. Они думали, искали выход из положения. Рассказывали о планах, о строительстве прудов, о том, что надо «зарыблять» озера, а посадочного материала нет, требовали амударьинской воды, — не для Арала — хотя бы для того, чтобы обеспечить прудовые хозяйства.
— Наша цель, — говорили нам, — создать такое рыбоводство здесь, чтобы получать не меньше ста тысяч центнеров рыбы в год. Тогда мы сохраним Муйнак, сохраним нашу промышленность.
— Я не ученый, я рыбак, — сказал Кемал Маметалиев, председатель колхоза «XXII партсъезд». — Разве Аральское море только на Муйнак влияет? Оно и на Хорезм влияет, и на Бухару, и на Туркмению. И на Москву! Арал не море нашего района. Общее море! И мое предложение — надо все сделать, чтобы море не погибло. ...Мы понимаем, что стране нужен хлопок. Но мы просим: пусть вода, которая отработала на хлопке, пусть она вернется в Арал, зачем ее в Сарыкамышскую впадину сбрасывать, зачем второй Арал делать?! Там ведь рыбаков нет, промышленности рыбной нет, холодильников нет, здесь все есть, здесь надо море держать, чтобы не ушло совсем, рыбу ловить.
На Арале было много комиссий; спасибо им за внимание, говорили нам, но Аралом надо заниматься, надо честно глядеть в глаза правде, понять, что можно ждать сегодня, завтра, через двадцать лет, и готовиться к этому. Должен быть план, конкретный план использования Арала в нынешней ситуации, не делать же вид, что после комиссий и статей проблема сама собой решится.
— Каковы перспективы района? — задумался первый секретарь Муйнакского райкома партии Зари Нурлыбаевич Нурлыбаев. К 80-му году будем иметь всего 18 тысяч центнеров рыбы. Это уже совсем мало. Перспектива в прудовых хозяйствах, в использовании озер, в развитии научных исследований, которые ответят на наши вопросы.
И последняя к вам просьба, на прощание, — сказал секретарь райкома. — Когда будете писать, не надо таких заголовков, знаете, «Арал гибнет!», «Катастрофа Арала!». Не надо. Не надо криков. Когда ситуация серьезная, надо спокойно думать, обсуждать и решать проблему. Так и напишите!
В Узбекистане много думают об Арале. В апреле прошлого года, когда мы улетали из Ташкента в Ашхабад, наши друзья из отдела науки ЦК комсомола Узбекистана, члены совета молодых ученых во главе с председателем совета, лауреатом премии Ленинского комсомола Наби Зиядуллаевым собирались лететь в Нукус. В столице Каракалпакии проводили они конференцию молодых ученых по проблемам Аральского моря. Молодые ученые приняли решение, в котором говорилось, что «для предотвращения снижения уровня моря имеются значительные резервы: устранение утечки подземных и дренажных вод в Сарыкамышскую котловину; снижение потерь в ирригационных системах, которые требуют концентрации усилий молодых ученых и специалистов Каракалпакии».
...Мы были в Каракалпакии уже после этой конференции, первый секретарь обкома комсомола Кунград Дошунбаев рассказывал нам о комсомольских планах по изучению проблем Арала. При обкоме комсомола создана после конференции специальная комиссия по охране природы, организовывается специальное комсомольско-молодежное творческое объединение «Арал». Вряд ли, однако, все многочисленные исследования, которые необходимо провести на Арале, могут осуществить местные молодые ученые. «Разве это море нашего района?» Озабоченность судьбой моря высказывают молодые ученые МГУ и Новосибирского университета, академические институты, сельскохозяйственные вузы и НИИ водных проблем, ленинградцы и минчане. Ценная инициатива молодых ученых Узбекистана должна быть поддержана. Нам кажется, что эта проблема общегосударственного масштаба, и научная, и экологическая, и социальная. И потому мы предлагаем объединить усилия всех, кому дорога судьба Арала. Молодые ученые Каракалпакии нуждаются в помощи.
Какой бы мы вопрос ни рассматривали: работу ли заповедника среди орошаемых массивов, засоление ли почвы на полях, потерю ли воды при транспортировке или рыбоводство в каналах, — мы неизбежно натыкались на десятки взаимозависимостей, без знания которых нельзя ничего понять. Вот почему так часто, обсуждая любую конкретную тему, мы скоро обнаруживали, что говорим о вещах как будто к ней не относящихся и оцениваем, например, сравнительные достоинства естественного и искусственного волокна или слабой и активной подвижности населения. Иначе, вообще говоря, и быть не могло. В век научно-технического прогресса экология оказывается неотделимой от экономики, демография проникает в технику, а политика оказывается связанной с геологией.
Конечно, мы отдавали себе отчет в том, что наши знания могут быть поверхностными, а суждения недостаточно обоснованными или даже наивными, что мы не можем считать себя специалистами во всех областях. Почему же мы все-таки продолжали работу? Думается, потому, что все мы осознавали настоятельную необходимость целостного взгляда на проблему природопользования, важность сведения воедино всех по возможности данных, которые так или иначе проливают на нее свет. К сожалению, мы в экспедиции не почувствовали, что это стремление разделяли все наши собеседники. Ни в одной из строительных организаций так мы и не получили ясного ответа о предпринимаемых мерах по охране природы при мелиорации земель. Предполагается, что подобные вопросы следует адресовать другому ведомству. Практически ничего не предпринимается для рыбозащиты на каналах, молчаливо считается, что это дело не гидротехников, а рыбников. На пастбищах бесполезно фонтанируют скважины, истощая запасы ценнейших пресных подземных вод, но это рассматривается как забота гидрогеологов. Сокращаются при Ношении площади пастбищ? Что ж, пусть об этом думают животноводы. И так далее. Трудно, трудно проникает в сознание мысль об отношении к земле как к собственному дому, об ограниченности и непреходящей ценности ее богатств. Находясь в экспедиции, мы еще и еще раз убеждались в том, насколько правы те экономисты, которые предлагают ввести плату за пользование природными ресурсами.
Здесь, в Москве, готовясь к написанию своих отчетов по экспедиции и знакомясь более основательно с литературой, мы вновь поняли, насколько важен синтез всех знаний о проблеме природопользования, пусть еще несовершенный. Нужно, чтобы все сведения объединялись в систему, которой бы можно было вооружить практику, которая бы показывала, что мы можем иметь при использовании всех возможных резервов и ресурсов в бассейне Амударьи, в бассейне Аральского моря, в любом другом районе. Такие работы необходимы. И мы будем считать свою главную задачу выполненной, если наши материалы как-то помогут в этом.
"Сельская молодежь" №7 1979 год
***