Начало сказки Семь Т
- А почему, собственно говоря, семь? – вежливо спросил первый волшебник.
- Семь? Я не знаю. Просто в голову пришла именно эта цифра, - ответил Сказочник – Оттого, верно, что «семь» всегда вертится на языке; семь раз отмерь…
- Ну вы уж точно семь раз отмеряли?
- Нет, я смотрел на звёзды.
- А звёзд-то не семь и даже не семьсот миллионов, их бесконечное множество, - вмешался второй волшебник.
- Да при чём здесь множества звёзд? Я посмотрел на звёзды и увидел из них всего семь, всего лишь.
- И вы сорвали эти звёзды, не так ли?
- Ну что вы, я даже думать о звёздах не смею. Так только, смотрю и мечтаю. Больше ничего.
- Не новый вы сказочник…
- Не лучший вы выдумщик…
- Да я вообще ничего не выдумываю. Мои сказки – это то, что уже было, давным-давно или сейчас, в жизни ли, в книгах ли – какая разница? Ведь, в конце концов, мы все одна большая семья и каждый берёт что-то от жизни. Всё забывается и всё обновляется…
- И называется…
- Плагиат!
- Ну что вы!
- А эта буква «Т», отчего она, зачем она? Почему она семь раз?
- «Т»? Ну и что – «Т» как «Т», а если б я вместо неё «Д» поместил, вы успокоились бы? И с чего вы взяли, что «Т» семь раз? Вы ведь с семёркой не согласны, а теперь вот и за букву спорите.
Оба волшебника в один голос завопили:
- Но при чём здесь семь Т?
И по очереди:
- Если семь,
- То причём Т?
- Если же Т,
- То причём Семь?
- Вы ещё забыли спросить, зачем слово «Сказки».
- Не умничайте, спросим.
- Пожалуйста, зачем «Сказки»?
- Всё, надоело, отвечаю: семь – это семь светильников и семь ангелов, Т – это всё, что начинается на эту букву – трактор, танкер, термос, тьма, табакерка, тупость… Да, именно тупость ! И всё это, семь ангелов уничтожат – да, да, уничтожат! На седьмой день семь раз, с самым седьмым гневом. Но всё это сказки и семь – это возраст маленьких детей, которым всё равно – что семь, что восемь! И алфавита они не знают, потому не прочтут написанное и не зададут вопросов!
Тут, друг мой Читатель, я, схватившись за голову, бежал из холодного кабинета, оставив в недоумении двух занудливейших волшебников-издателей, к слову сказать, так ничего путного и не издавших.
Я бежал, а впереди сверкало косматое Солнце, в крапчатом небе парили ласковые коршуны и море, стеклянное море шумело берёзовой листвой. И я не спрашивал Мир – отчего всё так, а не иначе. Оказывается, зря…
* * *
Михаил Дмитриенко
1997 |