Четыре дня и четыре ночи бушевала пурга. Наконец она затихла, и в полдень сквозь рваные края облаков пробились солнечные лучи. Они осветили снежный блин лагуны, окруженный хмурыми сопками. Скоро небо стало совсем чистым. Где-то вдали над белой тундрой бесновались ветры и морозы, а здесь вдруг все замерло, и было даже слышно, как постанывает, вздыхает потревоженная толща льда.
В занесенной снегом яранге человек прислушивался к тишине. Он не спешил выходить наружу. Его жизнь, жизнь небольшого народа этой холодной земли, приучила к неторопливости. Все, что делали люди, было для того, чтобы спастись и продлить до завтрашнего дня свой век, уберечься от мороза и голода, от пурги и болезней.
Человек медленно подошел к узкой длинной щели в стенке, осторожно надавил плечом на закрывающую ее оленью шкуру, и в ярангу скользнул острый солнечный луч, а под ноги посыпался сухой снег. Когда проход стал достаточным, чтобы выбраться, человек приложил к глазам две костяные пластинки, в которых по центру были проделаны узкие дырочки, протянул к затылку прикрепленные к костяшкам оленьи жилы, крепко связал их.
Пробираясь боком, он ступил наружу и оказался по пояс в сугробе. Сквозь костяные пластинки, спасавшие глаза от яркого сияния снега, осмотрелся вокруг. Те же вечные сопки, то же море, скованное крепким морозом... И, прокладывая за собой глубокий след, человек медленно побрел по косе, отделяющей лагуну от бескрайнего пространства льда.
Вскоре он оглянулся на ярангу и еще раз подумал, что поставлена она неудачно. На отмели, замыкавшей лагуну с противоположной стороны, снега было значительно меньше. Постоянные восточные ветры, цепляясь за сопки, слизывали снег с той полоски земли, перед которой не было никаких преград, и оставляли его здесь, на косе. Яранга должна стоять на продуваемом месте — таково правило жителей Севера. Он нарушил его, но на то была важная причина.
Из жилища на свежую тропу вышла женщина с такими же костяными пластинками на глазах. По проторенному следу к ним прибрел мальчик лет восьми. Люди подошли к большому снежному холму рядом с ярангой и принялись за работу.
Мужчина не спеша точными ударами вгонял в снег отросток оленьего рога, очерчивал им аккуратный квадрат, затем подсекал снизу и осторожно вынимал большой белый кирпич. Передавал женщине, она — сынишке, а тот спускался с тяжелой ношей вниз к морскому берегу. Там тянулась целая гряда таких снежных кирпичей.
Они работали до тех пор, пока на поверхности не появились черные мелкие камни, тускло поблескивавшие под холодным солнцем. Мужчина обрывком оленьей шкуры начал сметать остатки снега с черного холма. Женщина и мальчик не сводили с него глаз. Когда эта, как казалось, самая важная часть работы была закончена, мужчина отошел в сторону и тоже принялся разглядывать необыкновенный холм среди снежной белизны.
— Угыль,— тихо произнес он первое за этот день слово.
Человек снова лежал в яранге и прислушивался к ветру. Приятная слабость разливалась по уставшему телу. Сегодня у него все шло хорошо. Умчала пурга, он добыл наконец нерпу, и сейчас женщина и мальчик сыты.
Понятно, что боги благосклонны к нему. Сколько раз думалось: не вынести им голода и холода - и приходило спасение. То в одну из трех пастей, поставленных на берегу лагуны, попадался песец, то в старой сети подо льдом оказывалась нерпа. Мужчина верил: боги всегда посылают охотнику удачу, когда это необходимо, чтобы поддержать людей в яранге до щедрого на добычу лета.
Конечно, жизнь его родичей на стойбище, куда надо идти два дня от лагуны, несравненно легче, чем здесь, на косе. Там добывают сейчас куда больше зверя, и в ямах лежит немалый запас мяса. Закон этой земли гласил — одному мужчине не справиться с жестокой природой, не прокормить себя, женщину и детей.
Но именно здесь ему положено быть. Он обещал охранять высокий холм черных камней. Те, кто оставил его здесь, называли эти камни — Угыль.
Охотник решил в то лето попытать счастья у лагуны. Поставил ярангу, настроил сети. И однажды он увидел у косы необычную большую байдару, пускавшую в небо черный дым. Ему уже приходилось встречаться с людьми, которые приходили с моря, и он обрадовался. Для них он выделывал шкурки нерпы и песца, выменивая их на чай и патроны.
На этот раз все было по-другому. Люди, сойдя на берег, не предлагали товары. Они хлопали охотника по плечу, давали его малышу кусочки белого льда, который не таял на солнце и был, судя по восторгу сына, очень вкусным.
Ранним утром следующего дня, когда впервые за лето пронесся зябкий ветер и заволновались, прижимаясь к земле, желтые травы, от корабля отделились и пристали напротив яранги несколько тяжело груженных байдар. Люди начали выносить на отмель и высыпать на одном месте мелкие камни, похожие на осыпь у высоких острых сопок, только черные. Пыль поднималась вокруг кучи, а у носильщиков на коленях и руках появились грязные пятна.
Еще и еще ходили байдары к кораблю и обратно. Черный холм все рос, пока не стал вровень с ярангой.
Потом человек в черном, которого звали Командир, палочкой на земле нарисовал свою большую байдару, пододвинул ближе один из черных камней, «раскрутил» дым над рисунком и указал на камень. Охотник понял: сейчас эти люди уйдут от лагуны далеко-далеко к себе, где их жилища и женщины. Здесь, на берегу, останется важный и ценный груз. Он нужен для того, чтобы двигалась большая байдара. За ним Командир вернется через одну зиму. Охотнику доверяется Угыль.
У воды Командир остановился, показал на белый яркий лоскут со скрещенными темными полосами, что трепетал над байдарой на ветру. И охотник догадался, что это знак прибывших сюда людей.
Потом хозяин одинокой яранги очень долго смотрел на медленно уходящую байдару. В тот день он решил, что будет всегда думать о Командире.
Жара стояла неимоверная. Жизнь, казалось, замерла по злой прихоти солнца. Даже легкий ветерок не притрагивался к гладкой воде бухты, и редкие чайки, не находя под собой опоры ветра, отчаянно махали крыльями, пока не уставали и не плюхались у бортов кораблей.
Портовый городок имел всего две улицы. Одну — у самого берега, а вторую — на террасе сопки.
Кабинет командующего эскадрой размещался в мансарде двухэтажного особняка, который занимал штаб. Самым нестерпимым наказанием для командующего была эта полуденная жара. Особенно сейчас, в первые дни после возвращения из промозглого Петербурга, где он пробыл последние четыре года.
Из распахнутого окна он видел корабли в бухте, и мысль поневоле вернулась к отчетам командиров судов. Нужно было входить в дела эскадры.
Невысокая стопка бумаг лежала перед ним, он уже просмотрел мельком один документ. Все знакомо, все привычно, сам такие же составлял когда-то. Ничто не могло измениться там, в высоких широтах.
Командующий сладко потянулся в кресле, задел бумаги, и на пол соскользнуло несколько листов. Нехотя наклонился, поднял их, задержал взгляд на ровном красивом почерке, положил отчет на место. Но что-то заинтересовало его, и он снова взял отчет и стал листать страницу за страницей. Всегда спокойный и уравновешенный, он вдруг откинулся на спинку кресла и обхватил голову руками.
— О боже...
В донесении командира «Ориона» рассказывалось об удивительном случае, который произошел в северном рейсе. Трое суток носило сильным штормом корабль. Была потеряна почти вся палубная оснастка, поврежден льдами корпус, кончилось топливо. Когда ветер поутих, командир направил судно к незнакомому скалистому берегу, выбрав укромное место под защитой мыса — надо было привести судно в порядок. На косе, отделявшей от моря лагуну, увидели одинокую ярангу. Подошли к ней на шлюпке, и здесь навстречу матросам радостно выбежали мужчина и мальчик. Мужчина бросился к вымпелу на корме шлюпки и начал восторженно его трясти, повторяя без конца: «командир», «командир». Потом стал кого-то искать среди матросов... Еще больше удивились на «Орионе», когда рядом с ярангой обнаружили солидный запас угля. Как он попал сюда — непонятно.
«Орион» взял на борт все топливо, которое пришлось весьма кстати, благополучно ушел из северных вод и прибыл в порт...
И командующий эскадрой вспомнил, как на следующий день по возвращении в порт его, тогда еще командира «Святой Марии», поспешно вызвали в столицу. В суете, связанной с повышением по службе, лавине важных и неважных дел забылось незначительное происшествие на далеком берегу возле тихой лагуны. В захватывающих рассказах о морских походах, о дикой и своенравной природе студеного края, которыми он потом потчевал друзей и знакомых, как-то не находилось места для охотника, его женщины и их маленького сына. Вспомнил командующий и то, что не успел тогда доложить об оставленном запасе угля. А то и забыл. Забыл?!
Командующий быстро поднялся и спустился на пирс. Вид бегущего командующего эскадрой привел в немалое замешательство матросов. Они вытянулись по стойке «смирно», и вскоре одна из шлюпок понеслась на рейд к быстроходному флагману эскадры.
Корвету надлежало срочно сняться с якоря и идти к северным широтам. У лагуны возле безымянного мыса командующий приказал взять на борт местных людей — мужчину, женщину и мальчика — без промедления возвращаться в порт. Пассажирам в пути следовало оказывать всяческое внимание и уважение, потому что они выполнили очень важное поручение.
Корвет вернулся в порт, когда настало время осенних штормов. Он побывал возле указанной лагуны. Но на косе яранги не оказалось. Жители одного из близлежащих стойбищ объяснили, что ее хозяин, женщина и мальчик ушли далеко в тундру.
***