6 января - в день, когда мы с Муллануром Вахитовым приехали в Петербург, Учредилка была распущена. Народ, вышедший было на демонстрацию, уже расходился.
7-го, входя в Смольный институт, мы столкнулись на его пороге с депутатом от Уфы Галимжаном Ибрагимовым. Он как раз выходил оттуда. Узнав, что он одной с нами мысли, мы дали друг другу слово действовать сообща. Он пошел по своим делам, мы вошли в Смольный, чтобы встретиться и поговорить с товарищами Лениным и Сталиным.
Члены правительства Центрального Шуро расположились на верхнем этаже Смольного, кабинеты разделены дощатыми перегородками, идет ремонт, излишней формальности нет - все просто и напоминает несколько казарменную обстановку.
Комиссар по делам национальностей товарищ Сталин, подробно расспросив, кто мы, где и чем занимаемся, как думаем действовать дальше, проводил нас в комнату напротив; это была комната Ленина.
Небольшая приемная, два стола и два стула; в ней находились секретарь, делопроизводитель и кто-то еще из сотрудников. В одном из двух окон дулом наружу установлен пулемет, рядом стоит пулеметчик. У двери, ведущей в кабинет Ленина, стоит часовой с ружьем. Приемная комната чрезвычайно проста, даже лишнего стула нет, чтобы сесть вошедшему. И нам тоже пришлосьоколо пяти минут стоять и ждать, когда Сталин выйдет от Ленина. Ленин принял нас, вслед за Сталиным мы прошли в его комнату.
Полутемная с одним окном комната напоминает своими размерами те, в каких жили до войны бедные студенты; справа, как войдешь, за письменным столом сидел Ленин. И в этой комнате не было никакой мебели. На столе, кроме письменных принадлежностей, - телефон; у стола - два кресла для посетителей, так что, когда мы вдвоем уселись, товарищу Сталину пришлось стоять.
Детально расспросив нас о движении среди мусульман Казани, о тактике Военного Шуро, о башкирском движении, о позиции Дутова, его вооруженных силах и настроениях казачества, Ленин спросил, имеется ли какая-либо возможность перетянуть на сторону Советов, кроме нас троих, еще кого-нибудь из прибывших в Петербург мусульманских депутатов, особенно Ахмета Цаликова.
Мы откровенно рассказали ему о том, что образованная и более или менее пробуждающаяся часть татар оказалась под влиянием националистов и Военного Шуро, что, несмотря на это, в массе татарской бедноты усиливается классовое чувство, однако в целом у татар нет движения за автономию. Со всей прямотой мы поведали и о том, что Дутов против Советского правительства, а большая часть казачества держится за ним, что по причине отсутствия у башкир капиталиста и буржуа их движение при признании требуемой ими автономии не только не будет против Советов, но явится огромной силой, направленной против Дутова.
"Башкортостан", Уфа, 7.февраля 1924, перевод с башкирского.
***