Мало кто из исследователей английского театра XVIII века удержался от искушения поведать о шестидесяти двух спектаклях «Оперы нищего» (пьеса Джона Гея, музыка Джона Пепуша), о чудовищном столпотворении у входа в театр «Линколнс-Инн-Филдс». Анонимный английский художник изобразил это на своей гравюре — тут и затоптанные шляпки, и растерзанные платья, и люди, которые вот-вот упадут в обморок. На деньги, вырученные от представлений, постановщик и актер пантомимы Джон Рич, впервые выступивший как режиссер, построил здание театра «Ковент-Гарден». В Лондоне шутили, что Рич (по-английски «богатый») стал Геем («веселым»). «Но, как нетрудно заметить, Рич, развеселившись, тоже не обеднел», — замечает известный советский театровед Ю. Кагарлицкий в своей книге «Театр на века», — Да и только ли им одним помогла найти счастье «Опера нищего»! Молоденькая Лавиния Фентон, исполнявшая роль Полли Пичем, произвела такое впечатление на сорокадвухлетнего Чарльза Полета, третьего герцога Болтона, что летом того же года они бежали из Лондона, да так и остались вместе. За три года до кончины Болтона, после смерти в 1751 году его законной жены, они обвенчались. Актриса, ставшая герцогиней, — это ли для XVIII века не высшая степень успеха!..
Интересно отметить, что у образа Пичема было сразу два прототипа. История одного из них — первого министра Англии Роберта Уолпола известна довольно хорошо. Уолпол был, пожалуй, первым государственным лицом высокого ранга, который принял на себя прямое попечение об искусстве. Трудился он в этой области не покладая рук, притом не только в фигуральном смысле — лучшим способом выяснения отношений с актерами он считал рукоприкладство. Водились за ним и другие, не менее почтенные «подвиги» — склонность к мошенничеству, интригам, чрезмерная даже по тем временам любовь к женскому полу. «Гей тоже не обошел Уолпола вниманием, — пишет Ю. Кагарлицкий. — Он вывел его в образе скупщика краденого Пичема. Уолпол был на представлении «Оперы нищего», узнал себя, но позориться на людях не стал, напротив, кричал «бис» и «браво»...»
Но особая острота сатиры Гея состояла в том, что у Пичема был еще один прототип. Звали его Джонатан Уайльд, был он скупщиком краденого и организатором одной из крупнейших в истории мировой преступности воровских шаек. Лондон был разделен на районы, отданные на откуп группам взломщиков, уличных грабителей, карманных воришек. Нарушители конвенции строго карались, а виновные в утайке добычи выдавались властям, и Уайльд добавлял к своим доходам еще сорок фунтов, положенные за поимку уголовника... Знаменит Уайльд еще тем, что первый начал красть деловые бумаги. Дело свое он поставил на широкую ногу — вел обширную бухгалтерию, имел свои склады, специальных служащих, удалявших с вещей метки, и даже собственный корабль, чтобы перевозить краденое за границу. Арестовали его случайно — за то, что он спровоцировал крупную драку, а приговорили к смертной казни, можно сказать, за пустяк, он выдал себя, «безвозмездно» вернув владельцу похищенный у него кусок кружева.
Когда Уайльда повесили, к нему пришла настоящая «слава». Его биографию написал Даниель Дефо, о нем вспоминал Тобайас Смоллетт в своем романе «Приключения Родрика Рэндома». В «Истории жизни покойного Джонатана Уайльда Великого» Генри Филдинга знаменитый мошенник представлен как своего рода «великий человек вообще».
На репродукции: сцена суда из «Оперы нищих». Постановка 1728 года. Гравюра У. Блейка с картины У. Хогарта.
*