Пако де Лусия... Имя этого испанского гитариста известно сегодня во всем мире. Его творчество знаменует собой новую страницу многовековой истории гитары. Вместе с тем, оно столь глубоко связано с традициями фламенко — национального искусства Испании, что давно уже стало в нашем сознании символом, олицетворяющим дух этого народа.
“Ослепительная виртуозность, безупречное чувство ритма, покоряющий темперамент, изысканный вкус...” — именно так обычно характеризуют исполнительскую манеру Пако де Лусии. И при этом порой забывают о главном: можно долго перечислять ее достоинства, но суть заключена все же в ином — музыкант открыл для нас новый мир фламенко, соединив самые яркие его завоевания с современными гармониями и ритмами.
Думается, два последних десятилетия по праву могут быть названы эпохой возрождения традиций фламенко: интерес к нему сегодня — и в Испании, и за ее пределами — возрос как никогда. Не является исключением и наша страна. Еще совсем недавно на вопрос, что же такое фламенко, вероятно, смогли бы ответить лишь искушенные профессионалы. Но фильм Антонио Гадеса и Карлоса Сауры “Кармен” сделал национальное искусство Испании достоянием самых широких зрительских кругов. В создании “Кармен” принимал участие и Пако де Лусия. Голос его гитары — то приглушенно-суровый, терпкий, то излучающий колоссальный заряд динамики, страсти — звучит в фильме почти постоянно, звучит, вплетаясь в повествование, словно сопереживая героям и предрекая трагическую развязку...
Разумеется, многие из нас знали “великого Пако” и раньше — по его дискам, один за другим выходившим в свет. Но только теперь, увидев, как он играет, мы в полной мере ощутили ту непостижимую, гипнотическую силу дуэнде, без которой фламенко не может существовать. А через год после премьеры “Кармен” в августе 1986 года состоялись гастроли музыканта в СССР, ставшие, по единодушному мнению критиков, подлинным триумфом.
С легкой руки любителей ложных сенсаций артист предстает иногда этаким счастливым избранником судьбы, окруженным ореолом всеобщего поклонения. В представлении же других, его удел — жизнь отшельника, обреченного мученически-безропотно нести свой крест. Трудно сказать, что в наибольшей мере служит почвой для столь нелепых заключений, буйная ли фантазия иных поклонников Пако или его нелюбовь к журналистам, но факт остается фактом. Между тем все, кому довелось беседовать с музыкантом, отмечают: несмотря на огромную популярность и признание слушателей разных континентов, он во всем — большом и малом — остается самим собой; поза, тщеславие, сознание собственной исключительности чужды ему, как, впрочем, и другие проявления “звездной болезни”. В этом позволяет убедиться и одно из редких интервью артиста, опубликованное на страницах испанской газеты “Эль Паис” корреспондентом Сантьяго Алькандом. Его перевод мы предлагаем вниманию читателей.
В это время года (лето) сад Пако де Лусия в мадридском районе Мирасьерра напоминает Андалусию, но встреча в час послеполуденной сиесты несколько неуместна для уроженца юга. Мы сидим в салоне, заполненном всевозможными вещами: здесь камин, много стульев, кресел, гамаков, сумок, цветочных ваз и прочих предметов. Есть и картины: на одной стене — фигура тореро, словно шагнувшего в наше время из прошлого, на другой — портрет некоего бербера. Я молча рассматриваю их, а Пако тем временем играет с сыном Курро.
— Да, мне хотелось бы сделать его музыкантом, — говорит он, предваряя мой вопрос. — Курро пока еще мал, но я замечаю: и темперамент у него есть, и упрямство, а это важно для занятий фламенко!
Одна из пьес “музыканта из Кадиса” в жанре ронденья называется “Мой сын Курро”. Как знать, что ждет этого малыша в жизни, какой будет его судьба? Размышляя об этом, Пако говорит:
— Счастье... У каждого из нас свое представление о нем. Для меня же счастье — детство, о котором всегда вспоминаешь с радостью. Лет до одиннадцати я ходил в школу и понятия не имел ни о каких проблемах. Но потом все изменилось: у нас осталось лишь самое необходимое. Нет, мы не голодали, но были на грани этого. И я начал работать, чтобы поскорее стать мужчиной и приносить в дом хоть немного денег, чтобы не видеть, как по ночам отец ходит по комнате, думая, чем прокормить нас. Да, мы были бедны, но это лишь стимулировало во мне силы для борьбы.
Он учился играть на гитаре отца (сейчас она находится у инструментального мастера Фаустино Конде). До сих пор Пако де Лусия хранит свой первый инструмент, подаренный ему после одного из концертов около тридцати лет назад. В те годы он открыл для себя Нинье Рикардо.
— Мой новый альбом называется “Сирокко”. Это ветер, приходящий с севера Африки. Испанская национальная музыка — фламенко — находится под большим влиянием фольклора тех мест. Альбом завершает мелодия “Gloria al Nino Ricardo”, посвященная моему первому кумиру. Рикардо — маэстро нашего поколения: Санлукара, Серранито, всех нас. Еще бы! Гитарист, достигший почти немыслимого, того, что, казалось, вообще находится за пределом возможного.
— Он был как бы Пако де Лусией тоговремени?
—Да, пожалуй, — более или менее. Мы, чей путь в музыке только начинался, старались взглянуть на себя его глазами.
Тик-так, тик-так — стучат, отсчитывая время, невидимые часы. Их ход чем-то напоминает ритм неторопливой речи Пако.
— В двенадцать лет (я впервые выступал тогда с труппой “Балет Хосе Греко” в США) произошла моя встреча с Сабикасом, широко известным в Америке. Манера его игры была ни на что не похожей, своей, а такой чистоты звука и технического совершенства во фламенко вообще никогда не было, ведь обычно исполнители (если, конечно, оценивать их игру строго) не очень-то утруждали себя заботой о четкости замысловатых пассажей. И вот однажды Сабикас пришел в гостиницу, меня подняли с кровати, и я начал играть ему. Помню, он заметил: “Очень хорошо, Пакито, очень хорошо. Однако, если ты хочешь стать настоящим музыкантом, то должен исполнять собственную музыку и никого не копировать”. Не знаю, почему он так сказал — действительно ли из желания помочь или потому, что был несколько уязвлен, я ведь играл лишь композиции Ниньо Рикардо — знаю только: слова Сабикаса сильно подействовали на меня.
Итак, Пако де Дусия начал сочинять, записывать новую музыку на пластинки, словом, формировать собственный стиль.
— На меня никогда не давили, не назначали мне жестких сроков выпуска пластинок, — рассказывает он. — И это было очень приятно: я наслаждался покоем, создавая музыку, обдумывал разные варианты одних и тех же пьес...
Пако де Лусия оспаривает теорию элитарности фламенко, сторонники которой утверждают, что этот стиль с его изысканной красотой и возвышенным строем предназначен для немногих.
— Подлинное искусство доступно всегда и всем, — считает он. — Однако, как мне кажется, довольно часто “особенности самовыражения” музыканта связаны с деньгами. Не знаю, почему это происходит — может быть, из-за отсутствия сомнений?.. Но для меня бесспорно одно: если думать только о том, как заработать, скоро перестанешь понимать, зачем сочиняешь.
— Чем Вы руководствуетесь, когда готовите очередную пластинку?
— Прежде всего я стремлюсь записать одну или две “искрящихся” мелодии, которые имели бы успех, ведь от этого зависит признание слушателей.
— Я знаю, что в программу своего нового диска "Сирокко"? Вы первоначально хотели включить и композицию "Сахарный тростник".
— Но эта румба показалась мне несколько сложной.
— Продолжаете ли вы работу над ней?
— Да, хотя записать ее я мог бы наверное уже сейчас.
Но всегда, когда занимаешься диском серьезно, думаешь: “Как бы не сказали потом, что я халтурщик". Впрочем, дело даже не в этом... Честно говоря, для меня гораздо важнее, что потом скажу себе я сам.
Незадолго до смерти Орсон Уэллес выбрал эпитафию, в которой были слова: “Работать на будущее так же пошло, как работать ради денег”. Пако де Лусия пережил те времена, когда, играя на гитаре, ощущал, словно из-под его струн вылетают банковские билеты в тысячу долларов.
Его путь к большой эстраде был трудным: не так-то просто после музицирования в камерной обстановке остаться одному наедине с огромным залом. Требовалась работа, нескончаемая, напряженная работа и уединение.
— Какому испанскому певцу, исполняющему музыку любого стиля, кроме фламенко, вы хотели бы аккомпанировать? — спрашиваю я.
Пако медлит с ответом, а потом говорит:
— Не знаю... Наверное это эгоцентризм: целый день, играя на гитаре, я слушаю только себя. Конечно, время от времени возникает желание вновь вернуться к записям Камарона, Чика Кореа, Майлса Дэвиса, к некоторым сочинениям испанского классического репертуара. Часто меня спрашивают, слушаю ли я рок. Нет. Тот или иной стиль не интересует меня, так сказать, сам по себе, обычно я сравниваю творческие манеры разных музыкантов. Что же касается рока, то он сегодня привлекает очень и очень многих. Уровень у всех, естественно, разный, и в итоге картина получается довольно пестрая. Найти среди этого обилия по-настоящему оригинальное не так-то легко.
Пожалуй, немногим известно, что “музыканту зеленого острова” (так назвал его в своей книге “Воспоминание о фламенко” Феликс Гранде) было суждено пережить “период хиппи”. Когда Пако рассказывает о нем, на его лице появляется нечто напоминающее усмешку.
— Все было прекрасно. Я чувствовал в себе силы, чтобы изменить весь мир, пока не осознал: законы логики не всегда действуют в жизни. Либо ты в обществе и тебе доступно все, либо — снаружи, словно отверженный за невидимым барьером. Шаг за шагом ты преодолеваешь его, приближаешься к цели и стараешься сохранить в себе честность, справедливость, но в то же время понимаешь: у тебя просто не остается иного выхода, кроме как идти на компромиссы. Это напоминает мне улыбку, за которую человек “прячется”, когда попадает в сложную ситуацию.
— Как вы относитесь к популярности?
— Более всего меня удручает необходимость носитъ имя “Пако де Лусия”, когда оказываешься в ситуациях, не имеющих ничего общего с искусством.
— Как протекает ваша работа над новыми композициями?
— Когда созревает идея сочинения, я целиком отдаюсь работе над ее претворением и не всегда могу объективно оценить, что именно делаю, насколько это хорошо или плохо. Находишь один вариант, но уже через пять минут возникает сомнение, он перестает удовлетворять тебя. И так бесконечно.
— Как вы относитесь к одиночеству?
— Это состояние мне нравится, кроме того, оно необходимо на эстраде: обычно я стараюсь сесть, чтобы прожектор светил мне прямо в глаза и людей, находящихся в зале, не было видно, — так легче преодолеть скованность. Но стоит мне только попасть в хорошо освещенное помещение, увидеть лица слушателей, их взгляды, и становится не по себе. А еще очень мешает, когда в самом неожиданном месте вдруг раздается кашель кого-то из сидящих в зале..
Заниматься я предпочитаю ночью — одиночество помогает расслабиться и вместе с тем сосредоточиться. Вообще гитара — сложный инструмент: здесь необходимо учитывать каждый миллиметр. Скажем, если ноготь у тебя чуть длиннее обычного, автоматически начинаешь фальшивить и не можешь понять, почему тебя подводят лады.
— Ваши слушатели... Какие они?
— Важные, очень разные. Иногда мне вдруг вспоминается взгляд какой-нибудь дамы. Она ничего не понимает в музыке, но считает необходимым все же сопровождать своего мужа на концерт — из опасения, что ей предпочтут другую. Видишь ее холодные, сонные как у рыбы глаза и чувствуешь себя ни на что не годным.
— Расскажите, как проходили съемки фильма Карлоса Сауры “Кармен”.
— Вообще, я не создан для роли киногероя. Мое амплуа иное — быть зрителем, сидеть в кресле и смотреть на других. Но обстоятельства часто заставляют жить в противоречии с этими представлениями о самоощущении, образе мыслей. Сначала я отказался сниматься в “Кармен” и хотел только написать музыку к фильму, но неожиданно для меня нашлась роль, и К. Саура начал настаивать на моем участии в съемках. В конце концов пришлось согласиться, но с условием: я не буду играть никакой роли, а просто останусь самим собой — Пако де Лусия. В итоге я просто говорил то, что приходило в голову, — говорил, следуя общему смыслу сценария. Мне много раз предлагали исполнить главные роли в фильмах, но я всегда отказывался: не очень-то приятно казаться смешным, и потому все, за что бы ты ни брался, нужно делать хорошо. Сделанное плохо, небрежно заставляет меня страдать.
Музыка Пако де Лусии — вне моды, просто она такая, какая есть. Изысканный вкус сочетается в ней со страстью, и одно неотделимо от другого.
— Все музыканты хотят многое выразить в сочинениях, и каждый повествует о чем-то своем в зависимости от background (фона) и окружения, — замечает Пако. Говорить на ломаном английском он начал еще в детстве:
— Мне всегда кажется, будто это... индейский язык! Не могу привыкнуть к нему — чувствую себя неловко, странно.
...Всюду, где бы ни выступал “музыкант из Кадиса”, будь то Москва или Нью-Йорк, Токио или Рио-де-Жанейро, Стокгольм или Мюнхен, концертам всегда сопутствует аншлаг. Сегодня его знают во всем мире, — знают и ждут новых встреч.
Перевод Анны Соловьевой
1991 г.
Когда Пако один на сцене, словно на пьедестале, перебирает гитарные струны, то у публики, слушающей его, замирает от волнения сердце.
А он влюблен в одиночество перед тысячами и тысячами глаз...
Он родился в 1947 году в первый день зимы, но любит лето.
Два месяца в году Пако де Лусия проводит в Мексике - там, где простирается теплое Канкунское море (его давнее, еще с детских лет увлечение - подводная охота): - Это рай - уединение, свобода!.. Я забываю об интервью, репортерах, бесконечных телефонных звонках, которые словно кошмарный сон повсюду преследуют тебя, и даже гитару не беру с собой.
***