Люциан Шенвальд
Красная Армия
Защитница свободы! Правды свет!
Звезда на шлемах ярче всех планет,
И солнцем на шинелях кровь искрится!
Верна, как смерть! Дороже, чем десница!
Когда, сметая все нещадною рукой
И попирая все ногой чугунной,
Враг шел, как шли в средневековье гунны,
Страна Советов поднялась стеной,
Преградой мощной от земли до неба.
Здесь залпов огненных пронесся шквал,
И заблестел штыком здесь каждый стебель,
И каждый пень мортирой зарычал.
Враг шел, но перед ним зияла бездна,
Тела взрывались под дождем железным,
Пылали реки, дыбились мосты,
Вонзались факелом живым кусты,
Ощерились сады и огороды...
О армия, несущая свободу,
Теперь идешь лавиной грозной стали,
Хребет врага дробишь на позвонки!
С горящим взором, с гневными устами
В сияньи славы движутся полки.
Ты городами вновь овладеваешь,
От черной крови землю очищаешь.
О краснозвездная, прими благословенье
За то, что ты даришь освобожденье!
Я слышу твоего похода шум,
Твоих стратегов мудрых славлю ум,
Бойцов твоих упорство воспеваю,
В твоих победах мужество черпаю!
Какая радость, честь для нас и гордость,
Что вместе гнали мы фашистов орды,
Что наша кровь лилась струей одной,
Что из одной мы фляги воду пили!
Оружие, что вы нам в дар вручили,
Мы сложим разве в мавзолей святой.
И будут приходить в благоговеньи
Туда, как в храм чудесный, поколенья.
Там наши будут изучать сыны
Историю своей родной страны!
Баллада о первом батальоне
Низина и мрак между ними и нами,
Холмами бугрится земля.
Вдали винокурня чернеет камнями,
Как будто скелет корабля.
Окопы молчат, лишь порой в отдаленье
Сверкнет самоходная пушка-виденье.
Там немцы! Наверное, настороженно
Глядят они в стекла сейчас,
А может, со страха свернули знамена
Пред славою, ждущею нас.
Разведать — что скрыли туманные тропы!
И вот батальон покидает окопы.
У горнов уральских железные брызги
Ловили они на ладонь,
В лицо им дул ветер студеный, сибирский,
А грудь закалял им огонь.
В руках их двуручные пилы скрипели,
Ложились на плечи им кедры и ели.
Не слышно в их голосе нотки тревожной!
Без страха идут они в бой,
Увидев, что так мимолетно и ложно
Затишье пред жуткой грозой.
А небо за ними слегка розовеет,
И эхо шаги их по ветру развеет.
Навстречу из мрака ракетные взлеты,
Прожекторов белых мечи.
В три яруса сыплют огонь пулеметы
И бьют как стальные бичи.
Огнистые иглы в тумане и дыме
Строчат, словно нитками кровяными.
Вдруг сразу все стихло, и только Мерея
По топи журчит ручейком.
И мертвые спят, а живые теснее
Смыкаются, штык за штыком.
Один только ксендз в тишине голосисто
Хорал распевает средь жуткого свиста.
Уж видны убитых тела на рассвете,
И вот, оглушая, подул
Грозою смертельной стремительный ветер
Из тысячи огненных дул.
Грохочут, гремят, надрываются пушки...
И вновь батальон поднялся у опушки.
Ляхович майор, с револьвером, высокий,
Идет впереди напролом:
«В атаку, товарищи! Там недалеко,
В восьми километрах, — мой дом.
Жена там, и сын на руках ее плачет...
Вы знаете, что для отца это значит!»
И вот под огнем так бесстрашно и просто
В атаку повел батальон
На проволоку, пулеметные гнезда,
На дзоты, на смерть... и вдруг он
Качнулся, и в сердце, что жило отчизной,
Граната метнулась, осколками брызнув.
Солдатские руки его подхватили,
Быстрей наступленье пошло,
И Гюбнер доносит, от ран обессилев:
«Захвачено с боем село...»
Вот пал и Пазинский. И в жажде расплаты
Всех павших уже не считают солдаты.
Ловя каждый треск в полевом телефоне,
За боем следит генерал:
«Резервы и танки!» — и быстро на склоне
Овражистом в огненный шквал
Проносятся танки, проходят резервы.
И вновь батальон поднимается Первый.
Стреляет и колет, дорвавшийся к бою.
Вперед и ни шагу назад!
Под яблонями, под осенней листвою,
В Тригубовом павшие спят.
Их сон охраняют столбы да пороги,
На дальней, ведущей к отчизне дороге.
1943 г., октябрь
Мечислав Яструн
Элегия на смерть генерала Кароля Вальтера-Сверчевского
Наш флаг, повидавший сражений немало,
Поблекший от времени, ветра и зноя, —
Тот, что еще накрывал Ярослава, —
Вновь опустили на тело героя.
Знамена Парижа, как огненный парус,
Вели коммунаров, и кровь клокотала...
Внуки их падали под Мансанарос,
В жаркой Хараме, в варшавских кварталах...
Но где б ни пришлось им отдать свои жизни —
На Эбро далекой, на Нареве, Висле, —
Все умирали за то, чтоб в Отчизне
Светлыми стали и слезы и мысли...
Ты, Вальтер, мечтал, чтобы руки собратьев,
Сегодня обманом с войной обрученных,
Завтра же встретились в рукопожатье,
Чтобы не стало на смерть обреченных, —
Мечтал, чтоб сплотило правдивое слово
Рабочих Харамы, Мадрида, Варшавы,
Чтобы из праха восстали сурово
Наши герои для будущей славы!..
Но враг подстерег тебя, Кароль... —
Тот самый,
Что целил, наверно, не раз в генерала. —
Умер ты смертью солдатскою, славной,
Той, что когда-то в бою миновала.
Мы знаем, еще не окончены битвы.
И ты еще выйдешь на бой не однажды,
Чтобы не стало убийц и убитых
В мире, опутанном злобою вражьей!
1947г.
Кароль Вальтер-Сверчевский (1897-1947) — участник гражданской войны, командир Интербригады в Испании (1936-1939), командующий 2-й армией Войска Польского. Погиб от руки националистов.
Ярослав Домбровский (1836-1871) — польский революционер, участник Парижской Коммуны, генерал, погиб в бою на баррикадах.
Владислав Броневский
Поклон Октябрьской революции
Кланяюсь русской Революции
шапкой до земли, по-польски,
делу всенародному,
советскому, могучему,
пролетариям, крестьянам, войску!
Только шляпа в поклоне не вельможная:
над околышком нет перышка цапли!
Это ссыльная, польская, острожная,
шлиссельбуржца Варынского шапка.
В холопах мы жить не охочи,
к царям не ходили с поклоном.
И с плеткою царской покончено!
Подняться время пришло нам.
Кланяюсь праху Рылеева,
кланяюсь праху Желябова,
кланяюсь праху павших
борцов за народное счастье.
Мавзолей Ленина прост, как мысль.
Мысль Ленина проста, как деяние.
Деяние Ленина просто и велико,
как Революция.
Кланяюсь могилам Сталинграда
и могилам до Берлина от Москвы.
После лет осколочного града
в завтра мы по ним мостим мосты.
И на русской, и на польской почве,
кровью политой и так любимой нами, —
жизнь в цвету: уже раскрылись почки
у могил с родными именами.
*