Забвение - вот что можно сказать об герое этой статьи, он забыт и его книги выброшены на помойку... ничто не помогло - ни суть оборотня и антикоммуниста, тщательно скрываемая многие десятилетия... Есть все-таки правда и справедливость на земле - каждому по делам его!
— Александр Евгеньевич, время перемен многие отождествляют с решением экономических проблем в первую очередь. Но изменение сознания людей — задача не менее важная. Может быть, ломка сознания потребует и уже требует больших душевных сил. Кто должен «переделывать» его! Психологи, социологи! И кто знает, как его переделать! Искусство, литература! Может быть, не последнюю роль сыграет здесь и обращение к историческому опыту!
— Да, мы многое сейчас меняем. И правильно. Необходимо приобретать новый опыт, новое мышление. И еще нам нужно возвращать, долго и трудно возвращать утраченное, неосмотрительно оставленное, а то и преступно выброшенное из сознания нескольких поколений. Я говорю это не только как писатель, как литератор, но и как человек, который много лет отвечает на вопросы молодых людей — студентов Литературного института, где я много лет веду творческий семинар прозы. Мы в долгу перед молодежью, мы должны ей много книг. Нам самим, людям старшего поколения, предстоит перечитать многое заново, и даже заново осмыслить — так распорядилось время.
— Ни одна человеческая судьба не выпадает из времени. Я не оригинален, говоря это. Время и состоит из цепи человеческих судеб. Забыв об этом, мы многое можем утратить безвозвратно Тем более, если вспомним о судьбах Булгакова и Зощенко, Ахматовой и Пастернака, Мандельштама и Платонова... Искусственно изъятые на долгое время, возвращенные после многих лет как бы несуществования, они лишний раз показали, чего можно лишиться, так обращаясь с дарованным нам человеческим талантом, любовью. Судьбы писателей — их книги — может быть, самые ценные и важные звенья в цепи.
— Литературе под силу сделать многое для оздоровления общественного сознания. И говоря сейчас «литература», мы прежде всего имеем в виду писателей «военного поколения». Время переворота в общественной жизни выдвигало тех, кто говорил на его языке...
— Принадлежность к литературному поколению определяется не возрастом, не отрезком времени, в которое было написано что-то, а степенью правды, высказанной с сознанием ответственности за написанное и сказанное. Так, только сейчас в журнале «Знамя» опубликован роман Александра Бека «Новое назначение». А читал я его в рукописи пятнадцать лет назад! Журнал «Нева» напечатал роман Владимира Дудинцева «Белые одежды», тоже много лет кочевавшего из редакции в редакцию. Мне известны рукописи Анатолия Приставкина, Владимира Тендрякова, к которым сейчас снова обратились... Но сколько времени прошло, потеряно! И, может статься, лицо нашего военного поколения было бы несколько иным, появись эти произведения тогда, когда и были написаны. Может быть, теперь нам было бы легче делать то, что мы начали...
Та же тема войны требовала времени на осмысление ее трагического и героического опыта. Нужно было время, чтобы говорить о ней так, как хотели молодые люди, пришедшие с войны, виденной ими изнутри, неприкрашенной, жестокой, полной бессмылицы уничтожения. Их книги трудно проходили, но, прочитанные по-настоящему, стали обозначать своим появлением новое время в литературе и общественной жизни. Имена Бондарева, Бакланова, Быкова стали синонимами слов «правда о войне». Литературные поколения не возникают «вдруг», они просто становятся известными в одночасье.
— Но все-таки эти книги пришли к читателю, а это — главное...
— Не могу с этим согласиться. Да, книга рано или поздно дожидается своего часа, но насколько ценно ее своевременное появление. «Рукописи не горят». Но часто не хватает человеческих сил, самой жизни — пережить время незаслуженного замалчивания, нарочитого непризнания. Важно сейчас не повторять ошибок прошлого. С самых первых шагов приучать молодых литераторов к ответственности. Мы долго и старательно оберегали молодежь от этого. И у многих боязнь ответственности, а вернее уверенность, что всегда найдется кто-нибудь, кто за все ответит, переросла в убежденность, что отвечать за что- то в жизни вовсе не обязательно. Просто есть люди, которые «отвечают», а есть люди, которые «не отвечают». Называли это то затянувшимся детством, то наивностью. А нужно бы иначе: неспособностью ответить за себя, а значит, и добиться правильного решения, даже если в его справедливости и будет уверен молодой человек. Корень этого следует искать, на мой взгляд, в устоявшейся атмосфере умолчания, плоды которого мы теперь пожинаем...
Я хочу рассказать об экранизации моей повести «Время летних отпусков». В повести, как она была издана, ничто не вызвало нареканий критики, бдительной по тем временам особенно к задеванию «болевых точек», вернее, к их «незадеванию». Но вот режиссер Константин Воинов взялся за ее экранизацию. Естественно, что изобразительно-художественные средства кинематографа иные, чем литературные. Да и режиссер имеет право на свое прочтение, то, что в повести лишь угадывалось — в фильме зазвучало более жестко, напрямую. Я был согласен с режиссером в такой трактовке.
Есть в повести линия, из-за которой, собственно, я затеял этот разговор. Герой Глеб Горелов, талантливый механик, любит Светлану Понышко, его семья распалась, и со Светланой отношения не сложились — виновата водка: Горелов тяжело болен алкоголизмом. В сущности, это повесть о несложившейся жизни, неудавшейся.
Так вот, как я уже сказал, в фильме все это было показано ярко и... принято художественным советом в штыки. Один очень уважаемый наш режиссер, действительно много сделавший для развития советского кинематографа, с завидной для его возраста горячностью говорил: «Зачем вы показываете этого алкоголика? Почему? Для чего? В нашей стране нет социальных условий для алкоголизма, стало быть — и алкоголиков быть не может». Вот так! Социальных корней нет — а пьянство... есть.
Фильм тогда почти не демонстрировался в кинотеатрах и совсем не показывался по телевидению. Да разве только этот фильм? Многие другие по тем или иным, но сходным с этой, причинам уложены на полки кинопроката. Это — инерция. Уже забыли, почему, собственно, нельзя было показывать, но попавшие в «немилость» фильмы стареют, и, что самое обидное, их место заполнялось на экранах «безобидными» ентами, «безобидными» книгами в издательствах.
Такое замалчивание очевидных процессов ничего, кроме вреда, порой ничем невосполнимого, принести не может. Чиновники от искусства и литературы, которые с рвением бросились вырезать из кинолент сцены с изображением бутылки и рюмки и страниц из книг со словом, хотя бы отдаленно напоминающим «выпивку», уподобляются врачевателям, которые не желают лечить застарелую болезнь. Литература и искусство не могут протрезветь раньше, чем протрезвеет жизнь. Я не хочу быть наивным оптимистом, но уверен, что помочь в этом может и должна литература не сюсюкающая, не приглаживающая, а тревожащая, даже бьющая по больному. Иначе мы притерпимся к боли и снова перестанем замечать ее. А это — недопустимо.
— Мне вспоминается книга Кардина, вышедшая в начале 60-х годов. Это сборник литературно-критических статей. Там Кардин и выразил интересную мысль, что даже наименее достоверное произведение не просто плод досужей фантазии автора. Не отражая реальной действительности, оно отражает некую реальную потребность — игнорировать эту действительность.
— Да, в конечном счете умолчание становится красноречивее констатации факта. Я не жалуюсь на тяжелые обстоятельства литературной судьбы. Нет, это не абсолютная легкость «прохождения», а скорее внутренняя уверенность в правильности того, что я делаю. Но не могу не сказать, что труднее всего складывались отношения у редакторов и издательств (да, к сожалению, выход книги — это во многом «отношения») с романами «Скудный материк» и «Тридцать шесть и шесть». Почему? Потому что там — главное — серьезные конфликт, боль, к которой по немому уговору и соглашению «лучше бы не прикасаться... пока не трогать». Вот это «пока не касаться» и становилось, иногда мне казалось, непреодолимым барьером на пути к публикации.
Время определяет выживаемость, способность слова ответить за себя и на запросы общества.
Беседу вела М. Хемлин, 1987
От редакции PRETICH.ru - Вторая половина 80-х годов ХХ века, Перестройка, гласность, новое мышление, антиалкогольная компания… разоблачения и маниакальная тяга к разоблачительству, по-сути это был ревизионизм – политически окрашенный.
В культурной жизни все заполонила «чернуха», которую начали превозносить, дескать «это правда жизни», крики, истерики, сплошной негатив и отрицательные эмоции… даже там, где было ромашковое поле, новоявленные «творцы» видели только кучи зловонного навоза, червей и мух… Ниже приведено типичное интервью типичного «деятеля искусств» - который многие десятилетия истово проповедовал коммунизм, клялся в верности, проклинал отступников… заработал на этом поприще деньги, славу, почет… и тут же все это предал и продал, как только это стало безопасно и выгодно.
Зачем наш сайт это публикует? – наплевать бы на таких и растереть носком ботинка! Это справедливо! Но… надо знать и помнить, и никогда не прощать Иуду – их много и по сей день!
***