Аэропорт Андрюшкино не отмечен на больших картах и мало кому известен. Он расположен в северной Енисейской тайге, местами уже повыщепленной лесорубами. Маленький, в мужскую ладонь, аэродром способен принимать только всепогодные Ан-2. Аэропорт связывает поселок местного леспромхоза со всем миром, другого пути нет.
Самолеты приземляются здесь три раза в неделю. Кургузые «аннушки» внезапно выныривают из-за сосновой куртины, прямо из-под солнца, и медленно, как полярные гусаки, плюхаются в снег, скрываясь в белых снежных брызгах.
Здесь не объявляют посадок, пассажиров не сопровождают миловидные дежурные. И дежурным, и кассиром в Андрюшкино является начальник аэропорта Иван Маркелович Сусликов.
Перед посадкой он выходит на крыльцо аэровокзала и кричит хрипло и кратко:
— Псыжиры, пшли в лайнер!..
Три-четыре человека ныряют в полумрак салона. «Аннушка» почти без разбежки уходит в небо. И опять над Андрюшкинским аэропортом воцаряется тишина.
Я был в Андрюшкино в конце марта. Температура держалась плюсовая, и площадка аэродрома начала «киснуть», проседать. Иван Сусликов вышел на летное поле, сапогом испытал крепость полосы. Сапог утонул в ноздреватом, влажном снегу. Сусликов отряхнул сапог, подумал и сказал:
— Нормально...
Увидев меня, Иван заулыбался:
— Слушай, ты, кажись, из газеты? Прошлый год к нам приземлялся.
— Было дело...
— Ну, пойдем ко мне в радиорубку, покурим...
В радиорубке было душно: топилась облупившаяся, давно небеленная печка, на плите кипел чайник, в простенке стояла койка, заправленная ватным одеялом. Матицы помещения угрожающе провисли. Я опасливо посмотрел на потолок. Перехватив мой взгляд, Сусликов весело засмеялся:
— Думаешь, упадет? Снегу за зиму полный чердак набилось.
— Ну так скинь...
— Надо бы, — неопределенно ответил Сусликов.
Он достал наполовину опустошенную бутылку водки:
— Выпьем для разговору...
— Я не пью...
— Больной али леченый?
— И то, и другое, но больше из принципа...
Сусликов спрятал бутылку, закурил.
— Правильно. Ее, подлюку, всю не выпьешь... Уничтожаем ее, как врага народа, а ряды ее на прилавках не редеют.
Иван налил чай в зеленые эмалированные кружки.
— Дак вот, — продолжил он, — меня с работы сняли... Жду замены. Ты должен написать про меня в газету. Чтобы все читали и впитывали...
— Не согласен с увольнением? — насторожился я.
— Почему не согласен? Правильно сделали. Не соответствую я в текущий момент руководящей должности. Ведь я, практически, спился. Каждый день пьяный. А вот почему — в приказе на увольнение не говорится. А у меня, можно сказать, уважительная причина. Уважительная... — с растяжкой повторил Сусликов. — Пью от безделья. Я ведь был бригадиром лесосечной бригады. Про меня в газетах писали. Выпивал и тогда, но в меру... По выходным да по праздникам. А здесь ежедневно выходной. Самолет встретил, проводил — и пей за милую душу. Сейчас развезет взлетную площадку, с полмесяца самолетов не будет. Пей, не хочу! Сам себе и начальник, и профком, и товарищеский суд. Так и напиши, что начальник Андрюшкинского аэропорта против присылки сюда такого же, как я. Сусликова. Оторвут человека от дела — пришлют руководить, как меня когда-то. Десятки переходили в этой должности. Всех снимали за пьянку. Здесь нужен человек весь занятый... Кандидат наук, например, или писатель...
Диспетчер из Енисейска вызвала Андрюшкино. Сусликов не спеша, с достоинством взял микрофон:
— Андрюшкино на связи... Прием...
— Самолет 16-25 вышел к вам. Как взлетная полоса? Прием...
— Нормальная... Прием...
Голос у Сусликова хриплый от табака и запоя. Он положил микрофон на место, повернулся ко мне.
— А что? Я обдумал: кандидату тут раздолье, до член-корреспондента может дойти. Если писатель — сиди строчи романы. Лучше должности не придумаешь. Опять-таки о хлебе голова не болит. Деньги без задержки дают. Зарплата высокая, северная. Как шапкой с ветки сшибаешь. Устал от умственной нагрузки — на охоту можно сходить или на рыбалку. А для таких, как я, которые без интересов, эта должность пагубная...
Выпитый чай и жара разморили меня окончательно. Я вышел в зал ожидания, присел на свободное место и стал читать. Про крестьянскую жизнь, про травы, покрытые жемчужной росой, про холодные закаты над спелыми полями, про хлеборобов, которые говорили очень правильные слова, до того правильные, что казались мне не людьми, а отшлифованными петлями гужей тележными оглоблями.
...Где-то далеко-далеко над тайгой послышался гул самолета. Из радиорубки вышел Иван Сусликов.
Заметно было, что для поддержки «привычного рабочего состояния» он приложился к бутылке.
— Внимание, псыжиры, лайнер в воздухе... Сейчас приземлится. Взрывчатку и горюче-смазочные материалы на борт не брать. Обнаружу — конфискую.
Проверять багаж у Сусликова не было привычки. Он говорил это просто для порядка.
— Я тебе серьезно, корреспондент, — подошел ко мне Сусликов. — Пропиши про меня... Пусть знают люди, почему иногда спиваются должностные лица. Сюда нужно, на худой конец, студента-заочника. Пропиши...
Вот я и «прописал». Почти слово в слово, как просил начальник таежного аэропорта, уволенный по служебному несоответствию, Иван Маркелович Сусликов...
В. Змкунов,
наш корреспондент г. Красноярск
Журнал «Трезвость и культура», № 8 1987 год
***