…О, дон Хуан, доколе
Ты будешь женский пол терзать?
Я - дон Жуан! Запомни!
В моей волшебной, безграничной воле
Казнить иль миловать.
Я предпочёл цветы лишь рвать.
О, дон Хуан, доколе?..
В середине лета 19хх года, я добирался на старом, жёлтом и до того изношенном Лэнд-ровере до Чимпуахи, что начинал уж подумывать, что не доберусь никогда. Огромное солнце, казалось, нависло прямо над моей головой. Оно хотело сжечь меня, или, если из этого ничего не выйдет, превратить меня в иссохшую мумию. Всё живое, в ожидании живительных сумерек, попряталось в норы, лишь я один, как дурак, жал на педаль газа и делал не больше десяти миль в час. За моей спиной вилось облако пыли. И вот, когда я уже считал, что добрая половина пути мною пройдена, я вдруг почувствовал в брюхе ржавой машины какое-то странное шипение, погромыхивание. И вскоре из-под капота - бульбана, как здесь говорят местные индейцу каци-ицы, вырвался ослепительный белый столб пара. А следом за ним не менее ослепительный чёрный дым. Я начал догадываться, что радовался я рано и что вторая половина пути, по крайней мере, для меня, удвоилась.
Когда пар и дым рассеялись, я оглянулся по сторонам и увидел в метрах трехстах от себя довольно жилистого старика жующего маисовую лепешку. Он стоял, прислонившись спиной к кактусу-фикусу и, вроде даже не ощущал, что острые его иглы довольно таки болезненно ранят тело. Старик, на вид, был из племени каци-ицы, впрочем, индейцы все на одно лицо. А старик был индейцем на все сто. Он был предельно стар, совершенно сед, но, разумеется, силён как бык и быстр как юноша. На поясном ремне - бяшке - болтался красный от ржавчины топор (и верно - человеческая кровь хорошо разъедает даже устойчивые марки стали). Через плечо, прямо поверх его клетчатого пончо-серапе, был накинут башлык, весь испещрённый бестолковой индейской мозаикой. Под мышкой он держал довольно загадочный свёрток.
Что-то в этом свёртке сразу привлекло моё внимание. И - даже не сам старик, не его топорик-томагавк, не его нелепый башлык, а этот свёрток. Десять на десять дюймов, из желтоватой бумаги, перевязанный не-то шнурком, не-то выцветшей тесьмой, какой перевязывают коробки с тортами. В общем, обычный свёрток, но именно он, как некий магический символ словно завораживал меня. Я даже увидел на нём полустёршиеся буквы граффити - такой он был таинственный! Казалось, этот свёрток живой и он, в буквальном смысле, пожирал меня своим невидимым оком.
Из гипнотического оцепенения меня вывел довольно резкий смешок. Старый индеец дружелюбно осмотрел меня с ног до головы пронизывающим и колючим взглядом, доел свою лепёшку и снова хмыкнул.
Раздражённый таким бесцеремонным разглядыванием, я засучил рукава своей пятнистой армейской рубашки и, достав кой-какой инструмент, полез разбирать двигатель.
- Радиатор, - вдруг на чистейшем испанском языке сказал старик, и меня даже передёрнуло от того важного вида, с каким он произнёс наше европейское слово.
Не обращая внимания на старика и досадуя про себя, что сам не догадался о вскипевшем радиаторе, я начал отвинчивать свечи и с видом технического знатока, старательно дуть на них. Толку от моих телодвижений, разумеется, не было, а индеец был холоден и спокоен.
Старик, верно, большой авторитет в своём племени, не унимался:
- Вода, - снова проговорил он и высокомерно поднял голову к небу.
- Что вода? - зло бросил я ему - Вода! Где же здесь воду найти?
- Воин не ищет, - как бы самому себе, словно роняя драгоценные камни-слова, проговорил он - Воин Идёт, Видит, Берёт.
Он развернулся и, не оглядываясь, ушёл. Вся его фигура выражала уверенность и силу, даже какой-то магнетизм. Даже притягательный запах после него ещё долго витал.
Выругавшись, я сел в тени от машины и стал ждать, когда она остынет. Но она, от беспощадного солнца, только ещё сильнее разогревалась.
Из-за холма вновь показалась физиономия индейца, и снова он хмыкнул.
- Эй, послушайте! - крикнул я - Как там вас?..
- Меня зовут дон Хуан, - скромно и с величайшим достоинством ответил он. Мне показалось, что он издевается надо мной, но я сдержался.
- А как мне найти воды?
- Хм... Воды? Хм-хм... Вода кругом, - он широко повёл рукой вокруг себя; в руке надкусанным полумесяцем была зажата маисовая лепёшка.
«Кругом?!» - это прозвучало настолько неожиданно и просто, что я остолбенел. Это уже была не насмешка, это хуже! Я не успел окликнуть его до того, как он вновь скрылся за холмами.
Признаться, тогда я был не на шутку зол на дона Хуана - я готов был оторвать его голову и слить его кровь в радиатор. Как мне позже сообщил дон Хуан, и он почувствовал это мое желание и силу, достаточную для этого - оттого и избрал он меня объектом для испытания и передачи мне своего тайного реноме.
Прошло часа три - солнце стояло в зените, кой-где жалобно скулили койоты и за ближайшими холмами, то там, то сям, слышалось настороженное и напряжённое "Гум-гум-хм...". Наконец, я не выдержал гнетущей бездеятельности и позвал:
- Дон Хуан, а дон Хуан! Где вы?
Однако стояла тишина, лишь кондор - огромная птица, повелитель Латинской Америки - описав два гигантских круга надо мной, снизился и ждал чего-то.
Я прилёг в тени кузова. Лэнд-ровер как-то осел и закопавшись носом в бурую пыль, походил на умершего не своей смертью бизона.
Прикрыв глаза, я незаметно погрузился в дрёму - силы час от часу покидали меня. Меня ждала медленная и мучительная смерть. Я вспомнил маленький топорик на бяшке у дона Хуана и его свёрток... Чёрт побери, что же это могло означать?! Мне показалось, что где-то подобное я уже видел, это случилось со мной!
Да... Да-да! Но где, когда? Свёрток... Запах... Да, именно такой запах! И солнце - палящее солнце, топорик и вновь запах. Чертовщина!
Я приоткрыл левый глаз - дон Хуан метнулся со скоростью ягуара и скрылся за дальним холмом, поросшим жёсткими кактусами-фикусами.
«Воин, он сказал - воин. Когда я мог быть воином? В последний раз, когда я убивал кота Макса, в компьютерной баталии, я чувствовал себя Воином...». Мысли стучали в висках - хоть бы одно, маленькое, тоненькое, невзрачное облачко! Хоть на миг бы закрыть этот дьявольский глаз! Ни ветра, ни облаков, лишь зной.
Из-за бархана вновь показался дон Хуан, отряхнув с одежды пыль, он приблизился на расстояние с десяток метров. Не чувствуя боли, прислонился к колючему дереву, достал из-за пазухи очередную маисовую лепёшку с изюмом, принялся есть и смотреть на меня.
Я его не видел. Я спал. Мне снились кошмары - Барбараки. Длиннотелые, с изломанными, как у богомолов, руками и ногами, они подбирались ко мне и ползли уж по телу.
Я тогда ещё не знал, что барбараки - те же самые мурашки. Мурашки страха. И они впервые добрались почти до самых моих костей. Я вскрикнул, отряхнул их и открыл глаза. Снова метнувшаяся тень подсказала мне, что здесь не обошлось без дона Хуана.
- Чёрт бы тебя побрал! - прошептал я растрескавшимися губами - Дьявол!
Солнце изменило своё положение, хотя и оставалось в зените. То, что оно изменило своё положение именно во время моего сна, я определил по сдвинувшейся тени. Теперь лучи жгли меня прямо в лицо и моя кожа уже начала местами пузыриться. Чувствуя нестерпимое жжение, я попытался подлезть под машину, но проклятый Лэнд-ровер издавал гадостный смрад бензина и я остался на солнцепёке.
«Нет! Надо бороться! Я - Воин! Я должен идти! Чимпуаха никуда не денется, это я могу пропасть. Я - Воин! Я вижу? Да, я вижу - солнце. Я это знаю. Осталось одно - надо взять».
Я вскочил на ноги. Силы, питаемые волей жизни, заставили меня двигаться с удвоенной быстротой.
- Нет, врешь бульбана! - почти кричал я, отрывая с «мясом» лопату с задней стенки Лэнд-ровера. Оторвав заодно и запасное колесо, я принялся рыть колодец.
Я не видел и не слышал ничего вокруг - ни удивлённых глаз дона Хуана, ни насмешливой улыбки кондора, ни притихших в ужасе койотов. Моя лопата резала твёрдую, как обсидиан, землю с лёгкостью мясника разделывающего цыпленка. Окрестности наполнились скрежетом и моим боевым воплем: я - Воин!
Перед глазами плыли оранжевые и фиолетовые круги, лопата стальным клинком сверкала в воздухе, и столб пыли не давал мне вздохнуть. Ветра не было, но пыль оседала на запад. Дон Хуан сделал крюк и за холмами обошел меня - его голова показалась с восточной стороны... О - он хитёр, этот дон Хуан!
Мне не было дела до его хитростей, я тогда не знал кто Он, я не знал кто я сам. Я не знал, как оказалось, совсем ничего. Например, я не знал, что грунтовые воды в этих местах залегают на глубине до тридцати метров...
Часа через три, яма глубиной в полтора метра, могла уже служить мне могилой (о чём впоследствии много шутил дон Хуан). И силы меня покинули.
Я не воин - я не взял! Я искал... Проклятое солнце висело прямо над ямой, скрыться не было никакой возможности, и я сказал себе: «Умру здесь». Лёг и закрыл глаза.
Секунду длился мой сон, а увидел я нечто необычное.
- Кабальеро - услышал я на самое ухо.
Я открыл глаза. Солнце успело сесть (позже, я узнал, что всю эту чертовщину с солнцестоянием, устроил дон Хуан. Устроил специально, чтобы подшутить надо мной, а заодно и проверить какие-то свои предположения).
Солнце успело сесть, вверху сияли звёзды и слышен был тоскливый вой койота, терзающего добычу. Прерия спала. Рядом со мной стоял дон Хуан. Пока я спал, он сделал верёвочную петлю и как лассо поймав ею меня за ногу, вытащил из ямы.
- Дон Хуан... - промямлил я, изумляясь всё больше и больше его загадочному виду.
- Молчи, - сказал он - Воин должен молчать, даже когда говорит. Ты видел сон?
- Да... Какие-то странные дома-зверинцы, металлические деревья...
- Молчи, это неважно. Ты видел всего лишь свою жизнь.
- Но как ты об этом догадался?
- Никак. Это написано на твоём глупом лбу. И, вообще - это пустяки.
Я хотел спросить его: «А что не пустяки?», но вместо этого провёл рукой по лбу и ощутил маленькие капельки пота.
- Влага? - вновь спросил дон Хуан - А ты нашёл воду? Ведь я говорил не искать, а брать.
- Но, дон Хуан, я брал...
- Ты брал лишь песок и комья глины, - он усмехнулся своею гордой и загадочной улыбкой - Я думал ты пророешь землю до самого Уэльци-ицы.
И он тихо засмеялся.
- Уэльци-ицы?
- Это неважно, - небрежно ответил он, внезапно становясь серьёзным - Ты почувствовал Силу, которая заставила тебя взять.
- Но ведь я взял только песок и глину...
- Неважно. Ты взял то, что был способен взять. Здесь, сила, строго говоря, была ослеплена сама собой. Ты просто не знал, что надо брать. А всё взять невозможно.
Я молча слушал дона Хуана, он предложил мне маисовую лепёшку, а сам, завернувшись в пончо, ушёл куда-то за ближайший холм. Вскоре оттуда послышались зловещие, равномерные поскрипывания, будто кто-то раскачивал виселицу с покойником на железной цепи. У меня похолодело внутри, я вспомнил, что такие же звуки я где-то уже слышал, в памяти всплыл странный пакет, который дон Хуан держал под мышкой - куда он его дел? И почему меня не покидает тягостное чувство тревоги?
Вскоре звуки за холмом прекратились, и оттуда вышел дон Хуан с жестяным ведром полным воды. Сердце моё ёкнуло и сорвалось куда-то вниз.
- Дон Хуан, что же это?! - в отчаянии, задыхаясь от гнева, выдохнул я - Это же нечестно!
Он усмехнулся и, поставив рядом со мной ведро, сказал:
- Видишь как все просто? Честность - это... У нас с тобой разные понятия о честности, будто земля и небо. Будь ты индейцем, или, хотя бы, негром, ты бы понял... Честное, в моём понимании, то, что не унизит другого. Мужчине – воину, самое тяжкое оскорбление - жалость и помощь. Но, ты не индеец и не негр - ты похож на гринго. Но и тебе кое-что известно. Вот представь, что было бы, если бы ты, в первую ночь со своей мучачей, не зная что делать, тыкался бы туда и сюда, сюда и туда - во все места. А тут бы явился я, зажёг тебе свет и сделал твоё дело - указал бы колодец...
- Но это разные вещи, дон Хуан! – резонно, как мне показалось, возразил я. Но он не слушал меня.
- СИЛА, это только орудие, как твоя сломанная лопата, - он показал рукою на яму - Надо знать, что твоя сила может взять, но надо знать и то где брать. Ха-ха-ха. Глаза ищут на лице, а не на заднице, даже такой хилой, как у тебя. И эти вещи - одинаковы.
Он снова засмеялся и на этот раз его смех не показался мне противным. Я ничего не понял, но решил запомнить всё сказанное – пригодится.
- Дон Хуан, а что твой топор?..
- Тулпече - важно сказал он и похлопал своей, почти чёрной от загара рукой, по бяшке - Бульбана (это слово у каци-ицы означает ещё вурдалака), бульбана где-то рядом бродит. Ищет Чульпанцу.
- Ты хочешь сказать, что в силах справиться с бульбаной? - недоверчиво и в то же время восхищённо вопросил я - Уж не хочешь ли ты сказать…
- Бульбана - это игрушки, - разражёно перебил он меня - Это такая мелочь - на неё достаточно одного вида моего тулпече. Тебе-то она может принести смерть, но я-то не ты... И будь добр, на «Вы», юнец!
- Дон Хуан, а зачем же вы так жестоко надо мной подшутили? - спросил я, в общем-то, уже простив его.
Он сделал вид, что не слышит моего вопроса и мне пришлось повторить свой вопрос ещё дважды.
- Не кричи, - сказал он - Воин говорит без слов. Воин слышит тишину, Воин не шутит.
- Так зачем, а? Ведь рядом, за бугром, находится колонка. Если это шутка, то...
- Это не игра, - пояснил он серьёзно - Это я проверил, на что ты годен и есть ли в тебе сила. Когда ты хотел оторвать мне голову, подожди, не перебивай, хотел оторвать мне голову и залить в радиатор мою кровь, я что-то увидел, но не мог понять - сила ли это, или просто желание. Теперь я вижу - это сила. Но глупая сила, а глупая сила - бессилие. Кровью ты бы испортил радиатор совсем.
- Значит так, да? - обиженно хмыкнул я (ведь я не дурак) - Так, да?
- Так. По-другому не бывает. Твоё бессилие пришло из Ниоткуда. Оттуда же пришла и сила. Ты поверг врага и получил друга.
Он довольный собой похлопал себя по животу. Он предложил мне еще лепёшку, но я сказал, что с детства не могу есть эти жёсткие и безвкусные лепёшки из маиса, пусть даже с изюмом (человеку с европейским мироощущением это простительно. Ведь я тогда уже был знаком с метафизикой и мог отличить ее от эмпиризма).
Дон Хуан помолчал и хотел уж было что-то сказать, да потом передумал и, повернувшись, пошёл.
- Дон Хуан! - крикнул я ему вслед - А что это было у вас в пакете?
Он усмехнулся и не ответил. Оставляя пурпурные пятна после себя, он скрылся за холмом. На всякий случай я собрал в пакетик из целлофана несколько этих пятен и принялся за дело. Залив в радиатор воды я осторожно повернул ключ зажигания. Двигатель фыркнул, заурчал и мой желтый Лэнд-ровер дёрнувшись, покатил в Чимпуаху.
«Забавно это всё-таки - думал я - Индеец, наверное, не знающий даже таблицу умножения, а так ловко обвёл меня вокруг пальца! Колдун, наверное, колдун и маг! А-то как же... И запах такой, такой... знакомый. Похожий на виски...». Я открыл бардачок и вытащил плоскую бутылочку виски на четверть литра. «Вот она!» - обрадовался я. Оглянувшись по сторонам (старая привычка городского жителя) и не обнаружив вокруг никакого намёка на дорожную полицию, приложился пару раз. Тут я подумал, что начинаю забывать о том, что мне говорил этот замечательный дон Хуан, этот изумительный дон Хуан, этот Великолепный дон… И, не переставая прикладываться к бутылочке, я начал шарить под сиденьем, чтобы достать хранящийся там блокнот - ведь надо же записать всё, что мне поведал этот великий дон Хуан!
Нашарившись вволю, я извлёк из-под сиденья блокнот и ещё какой-то непонятный предмет. Раньше его там не было. Посветив карманным фонариком, я с содроганьем сделал открытие - у меня в руках находился тот самый пакет! Тот самый, что дон Хуан держал под мышкой.
Я с благоговейным трепетом положил его обратно. «Надо вернуть его дону Хуану» - подумал я и, разворачивая машину, вытащил пакет вновь. Какой славный пакет! Я погладил и даже понюхал его. Но он ничем кроме старой пыли не пах. Меня мучили мысли, и я не переставал гадать, что же в нём находится?! «Наверное, священные реликвии, иль магические кристаллы. Без этого нельзя - каждому волшебнику надо иметь что-нибудь эдакое, внушительное. А иначе, какой он тогда волшебник? Даже простой экстрасенс из Мехико и тот свою рамочку, иль прутик имеет, а уж дон Хуан - этот великий человек!..»
Любопытство меня разбирало страшное. Позже, когда дон Хуан согласился меня научить кой-каким своим штуковинам, он мне объяснил, что моё любопытство, как враг, было мною побеждено и я обрёл друга - я плюнул на всё и остановив машину. Осторожно, чтобы не повредить, распечатал пакет. И вот, за целым ворохом пожелтевшей бумаги, что-то мелькнуло. В тусклом свете ручного фонарика я вгляделся и различил толстый фолиант - книгу средних размеров, увесистую и изрядно потрёпанную - видно ее читало не одно поколение мудрых индейцев! На засаленной обложке чуть виднелись полустёршиеся буквы. Сердце моё готово было выскочить из груди и ускакать в более спокойные места, но я закрыл глаза и величайшим усилием воли успокоился. Водя по книге дрожащим пальцем, я по буквам прочёл название: «Книга о вкусной и здоровой пище»!
Была и закладка. Я дёрнул за тесемку, и книга открылась на 666 странице и я прочёл о том, как надо правильно готовить грибной соус из мухоморов...
12.08.1999 © Михаил Дмитриенко
* * *